Р. Дж Баркер - Костяные корабли [litres]

– Так говорит всякий мастер костей, сосланный на черный корабль? – спросила Миас.

Мужчина посмотрел на нее и прищурился.

– Здесь многие берут гораздо больше меня, – заявил он.

– Так почему же они не носят черную повязку? – поинтересовалась Миас.

– Понимаешь ли, супруга корабля… – И в том, как он произнес звание Миас, Джорон услышал похотливое отсутствие уважения. – …у них друзья получше тех, что имелись у бедного мастера костей Коксварда, поэтому они продолжают воровать богатства Ста островов, а мне придется проливать за них кровь.

– Ну, мне обещали, что мастер костей как следует поработает с моим кораблем, – сказала Миас, – и теперь я понимаю, почему эти слова были произнесены с такой уверенностью, ведь ты полетишь вместе со мной.

– Только через месяц, – ответил Коксвард. – Да, никак не раньше, чем через месяц.

– У нас есть неделя, и мы должны погрузить припасы, – сказала Миас. – Так что у тебя четыре дня, чтобы подготовить корабль к выходу в море.

– Четыре? – От ужаса зубы мастера костей едва не выпали изо рта. – Легче покорить сердце кейшана за четыре дня, чем спустить на воду твой корабль.

– Именно к этому нас и призывает флот, – сказала Миас.

Он посмотрел на нее и пожал плечами.

– Флот часто требует невозможного от наших бедных душ, и пусть Старуха плюнет в тех, кто отдает приказы, не понимая, что они означают. – Он положил руки на мощные бедра и повернулся посмотреть на «Дитя приливов». Его голос изменился, стал более серьезным, теперь говорил профессионал, оценивавший поставленную задачу. – Главный хребет я смогу починить. И корпус. Большая часть остальных повреждений носит поверхностный характер, поручни и тому подобное. – Он махнул рукой в сторону корабля. – Многое можно привести в порядок уже в море, если ты дашь мне несколько помощников. Но киль, тут совсем другое дело. – Он повернулся, и в его глазах загорелся озорной огонек. – Ты ведь понимаешь, супруга корабля, никто не думал, что этот корабль окажется на земле.

– Да, мне это известно, – кивнула Миас.

– Ну, мы можем его установить, можем приклеить. Но клею необходимо просохнуть, а для этого требуется время, и процесс нельзя ускорить. Если мы полетим в соответствии с твоим расписанием…

– У нас нет выбора, – заверила его Миас.

– Ну, в таком случае, супруга корабля… – И вновь в его словах прозвучало очевидное неуважение, однако Миас, как показалось Джорону, не обратила на него ни малейшего внимания. – …киль будет слабым, и мы ничего не сможем сделать. Тебе придется управлять кораблем, зная об этом, и беречь его по мере возможности, в противном случае киль сломается и твой черный дружок перевернется. И тогда Старуха возьмет свое от бедного Коксварда.

– Спасибо тебе, мастер костей, – сказала она. – Я знаю, что прошу о многом.

– Но не так много, как я спрошу с этих бездельников. – Он заговорил громче и указал на работников, стоявших вокруг корабля. – Валяющиеся на сланце черви! Я с вами разберусь. – И он решительно направился к кораблю, больше не обращая внимания на Миас и Джорона.

– Почему ты позволила ему вести себя так грубо? – спросил Джорон.

– Потому что он хороший мастер и знает свое дело. Он станет гордостью нашего корабля, а его умения помогут нам оставаться на плаву. Мастера костей часто бывают странными; клей делает диковинные вещи с их разумом, к тому же, у него все признаки гнили кейшана. Рано или поздно такие больные сходят с ума, поэтому я дала ему некоторое послабление. Но имей в виду, совсем небольшое.

– А как же киль?

– О, тут он совершенно прав: киль будет хрупким. Мы постараемся беречь «Дитя приливов», насколько будет возможно, и рассчитывать, что он отплатит нам тем же.

Едва ли ее слова могли успокоить Джорона.

Из доков флота они по Серпент-роуд направились к спиральным жилищам. После каждого поворота обычных людей становилось меньше, а морских гвардейцев больше, одежда была лучше, рыбья кожа более ухоженной, украшавшие ее перья длиннее, краска на лицах тщательно наложенной и яркой, а тела здоровыми, с минимальными признаками изгоев дарнов. И они игнорировали Миас Джилбрин все более нарочито.

– В городе полно мест, где продают карты, супруга корабля, – сказал Джорон, не ради нее, а потому, что богатство вокруг действовало ему на нервы.

– Конечно, Джорон. Но если я появлюсь в любом месте, кроме Великого Жилища, моя мать об этом узнает и решит, что я избегаю спиральных жилищ из-за нее, потому что мне стыдно. До того, как меня приговорили, я бы потребовала карты из Великого Жилища. И я не позволю матери думать, что ей удалось заставить меня испытывать стыд.

У входной арки в Великое Жилище стражи их пропустили, но отвернулись, когда Миас наклонилась, чтобы окунуть пальцы в красную и синюю краски. Она стряхнула ее на камни, добавив богатство оттенков к многообразию цветов, накопившихся здесь за многие поколения. Внутри к ней никто не подходил и не заговаривал. Она прошла через зал у входа, вытерла руку тканью, которую достала из сумки, и, хотя к ней никто не обращался, нельзя было сказать, что ее не замечали. Женщины и мужчины, почти все без исключения, останавливались, чтобы на нее поглазеть, пошептаться и даже указать в ее сторону.

На Джорона их интерес давил тяжелым грузом, и если даже он испытывал такие чувства, насколько же труднее приходилось Миас. Тем не менее, она этого не показывала. Миас пересекла зал, стуча сапогами по сланцевому полу, в сопровождении эха, отражавшегося от каменных стен. Внутри не было ничего мягкого, что поглощало бы звуки, и шепот сплетничавших людей вращался вокруг них, точно водоворот – ехидный ветерок злословия. Миас шагала вперед, выбрав дорогу к туннелям, ведущим от Жилища в гору. Как и все главные острова, Шипсхьюм был подвержен землетрясениям, поэтому туннели делали не слишком глубокими, они огибали основание горы, и в них находилось множество небольших помещений: арсеналы, кузницы, лавки и заведения, где продавали карты.

Именно туда и привела Джорона Миас. По темному туннелю, едва освещенному тусклосветом, в комнату, поначалу показавшуюся Джорону абсолютно темной. Прошло время, прежде чем его глаза приспособились к одинокому источнику света, в котором догорали остатки масла, и никому не приходило в голову добавить туда еще. Единственный обитатель комнаты сидел среди полок из джиона на стуле из вариска и сланца, длинные белые волосы обрамляли лицо, одежда была старой и сильно поношенной, а глаза – белыми от слепоты.

– Миас, – сказал он, и его голос был тих, словно ветер раннего утра. – Мне говорили, что ты никогда не вернешься. Но я знал, что это не так.

Когда Джорон подошел ближе, он увидел на лице старика гладкую кожу от старых ожогов, нетронутым остался лишь шишковатый кусок плоти.