Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

Компания разделилась на две двойки. Одна пара — Морвир и Дэй. Мастер и ученица. Они изначально были вместе, оставались вместе и вместе смеялись над всеми прочими. Теперь еще, как заметил Балагур, парой стали Меркатто и Трясучка. Они стояли сейчас у парапета крыши — два темных силуэта на фоне темного ночного неба — и рассматривали банк напротив, огромный сгусток более плотной тьмы. Люди склонны образовывать пары, Балагур это часто замечал. Видно, такова их природа. Всех людей, кроме него. Он оставался один, в тени. Возможно, как сказали судьи, с ним и впрямь было что-то не так.

Саджам выбрал его себе в пару, там, в Схроне, однако Балагур иллюзий не питал. Саджам выбрал его, потому что он был полезен. И напуган. Как всякий будет напуган в темноте. Но Саджам и не притворялся, будто дело в чем-то другом. Он был единственным честным человеком, которого знал Балагур, поэтому и соглашение их было честным. И удачным — Саджам сделал столько денег в тюрьме, что сумел выкупить у судей свою свободу. Как честный человек, он не забыл потом Балагура. Вернулся и выкупил его свободу тоже.

Вне стен тюрьмы, где правил не существовало, все пошло по-другому. У Саджама имелись свои дела, и Балагур снова остался один. Против чего, правда, не возражал. Привык. К тому же компанию ему составляли кости. Вот и оказался теперь в Вестпорте, на темной крыше, в разгар зимы. С двумя парами нечестных людей, плохо сочетавшимися между собой.

Стражники ходили тоже двумя двойками, по четыре человека в отряде. Двумя отрядами, которые бесконечно, ночь напролет, следовали вокруг банка. С небес сеял дождь со снегом, а они все шагали, проделывая в темноте круг за кругом. И в этот миг на улочке внизу показался очередной отряд, хорошо вооруженный.

— Идут, — сказал Трясучка.

— Вижу, — усмехнулся Морвир. — Начинаем счет.

В темноте послышался тонкий, хрипловатый голосок Дэй:

— Один… два… три… четыре… пять…

Балагур открыл рот, забыв про кости в руке, уставился на ее двигающиеся губы. Беззвучно зашевелил собственными.

— Двадцать два… двадцать три… двадцать четыре…

— Как добраться до крыши? — задумчиво спросил Морвир. И повторил: — Как добраться до крыши?

— С помощью крюка и веревки? — предложила Меркатто.

— Слишком медленно, слишком шумно, слишком ненадежно. Допустим, крюком нам удастся зацепиться. Но веревка будет болтаться на виду. Нужен способ, который позволит избежать случайностей.

Балагуру хотелось, чтобы они заткнулись и не мешали слушать, как считает Дэй. От чего воспрянуло его мужское достоинство.

— Сто двенадцать… сто тринадцать…

Он закрыл глаза, прислонился головой к стене, пошевеливая в такт одним пальцем.

— Сто восемьдесят два… сто восемьдесят три…

— Без веревки туда не забраться, — раздался снова голос Меркатто. — Никому. Стена отвесная и гладкая. Да еще эти шипы наверху.

— Совершенно с вами согласен.

— Может, попробовать из банка, днем?..

— Невозможно. Слишком много глаз. Нет, забираться надо по стене, потом внутрь, через окна в крыше. Хорошо, прохожих ночью нет. Хоть что-то нам на руку.

— А по другим стенам никак?

— Улица с северной стороны более оживлена и лучше освещена. С восточной расположен главный вход, возле которого всю ночь дежурит еще один отряд стражников. Южная похожа на нашу, но лишена преимущества в виде крыши напротив. Нет. Единственная возможность — эта стена.

Балагур заметил на улице внизу слабый проблеск света. Следующий отряд, дважды два стражника… два плюс два стражника… четыре стражника, неуклонно совершающих обход вокруг банка.

— Они дежурят до самого утра?

— Их сменят другие два отряда. Которые до конца ночи и останутся.

— Двести девяносто один… двести девяносто два… и новый круг. — Дэй прицокнула языком. — Триста… чуть меньше, чуть больше.

— Триста, — прошипел Морвир и покачал головой. — Маловато времени.

— И что же нам делать? — прорычала Монца.

Балагур снова стиснул в кулаке кости, ощутил в ладони привычное давление граней. Как забраться в банк и возможно ли это вообще, его не слишком интересовало. Вот если бы Дэй снова начала считать…

— Должен быть какой-то способ… должен…

— Я могу залезть на крышу.

Все оглянулись на Трясучку, сидевшего на парапете.

— Ты? — фыркнул Морвир. — Каким образом?

Балагур и в темноте разглядел, как изогнулись в ухмылке губы северянина.

— Магическим.

До Трясучки донеслись голоса приближавшихся стражников. Блеснули в свете фонарей, которые они несли с собою, кирасы, стальные каски, лезвия алебард. Он вжался поглубже в тень, когда все четверо поравнялись с его укрытием, выждал мгновение, затем метнулся на другую сторону улицы и затаился за колонной, которую наметил заранее. Счет пошел. У него было меньше трехсот секунд на то, чтобы добраться до крыши. Трясучка посмотрел вверх. Отсюда колонна выглядела чертовски высокой. И на кой он вызвался на нее лезть? Потому лишь, что захотелось стереть ухмылку с лица этого дурака Морвира и доказать Меркатто, что он стоит ее денег?

— Худший враг сам себе, — пробормотал Трясучка. Похоже, не на шутку велика его гордость. А еще — слабость к красивым женщинам. Кто бы мог подумать?

Он приготовил веревку длиною в два широких шага, с крюком на одном конце и петлей на другом. Бросил взгляд на окна домов, смотревших на улицу. Большинство было закрыто ставнями от ночного холода, но некоторые оставались открытыми. Два и вовсе еще светились. Трясучка задумался о том, какова вероятность, что кто-нибудь выглянет и увидит, как он карабкается по стене. Больше, чем хотелось бы, это точно.

— Чертов худший враг…

Трясучка только собрался встать на основание колонны, и тут…

— Где-то здесь.

— Где, болван?

Он замер с веревкой в руке.

Шаги, позвякивание лат. Стражники возвращались. Чего не делали ни разу за пятьдесят обходов. Вся болтовня чертова отравителя про науку обернулась-таки дерьмом, в котором оказался не кто-нибудь, а Трясучка.

Он вдавился в стену. По камню скрежетнул висевший за спиной лук. Проклятье… поди-ка объясни, что ты тут делаешь. Прогуляться среди ночи вышел, знаете ли, весь в черном, и старый лук проветриться вынес…

Бежать — увидят, погонятся, могут и продырявить. Всяко поймут, что он пытался забраться в банк, и на том, считай, конец всему делу. Остаться на месте — разницы никакой, разве что продырявят наверняка.

Голоса приблизились.

— Далеко не может быть, мы ходим-то, черт возьми, кругом да кругом.

Один из стражников, видать, что-то потерял. Трясучка проклял свою несчастную судьбину — не в первый раз. Бежать поздно. Шаги уже у самой колонны. Он взялся за рукоять ножа. На кой было брать у нее серебро? Похоже, слабость у него еще и к деньгам. Трясучка стиснул зубы. Вот-вот они…