Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

— А вы, зеленые кузнечики, думаете, можно вечно откладывать на завтра? — проворчал Свит. — Время бережет вас, как деньги в банке? Ничего, еще поймете.

— Если духолюды не перебьют нас раньше, — встрял Лиф.

— Спасибо, что напомнил об этой счастливой возможности, — ответил Свит. — Если тебе надоело философствовать, могу предложить более интересное занятие.

— Что именно?

Старик-первопроходец указал на землю. Там сквозь сухую и выбеленную траву проглядывал небывалый урожай навоза — напоминание о некогда прошедшем здесь стаде диких коров.

— Собирай дерьмо.

— Разве он не набрался дерьма достаточно, слушая твои с Кротким воспоминания о былых годах? — фыркнула Шай.

— Воспоминания нельзя сжечь в костре. К моему огромному сожалению, а то я спал бы в тепле каждую ночь. — Свит взмахом руки указал на однообразную равнину вокруг — только небо и земля, и ничего, кроме земли и неба. — Ни единой деревяшки на многие мили вокруг. Мы будем жечь дерьмо, пока не пересечем мост в Сиктусе.

— И готовить еду на нем же?

— Оно улучшит запах нашей еды, — сказал Кроткий.

— В этом-то вся прелесть, — подтвердил Свит. — Так или иначе, вся детвора собирает топливо.

— Я — не детвора! — Лиф покосился на Шай и как бы в доказательство своих слов подергал редкие светлые волоски у себя на подбородке, которые с недавнего времени холил и лелеял.

Шай сомневалась — не растет ли у нее борода больше, чем у парня. Да и Свит остался непоколебим. Он хлопнул Лифа по спине, к его вящему разочарованию.

— Ты достаточно молод, чтобы собирать дерьмо на благо всего Братства. Ведь коричневые ладони — знак отличия и подтверждение истинной отваги! Медаль равнин!

— Хочешь, руки стряпчего тоже примут участие? — спросила Шай. — Три гроша — и он твой на целый день.

— Только два, — прищурился Свит.

— По рукам! — кивнула она.

Какой смысл торговаться, когда цены и так малы до невозможности?

— Надеюсь, стряпчему понравится, — ухмыльнулся Кроткий, когда Лиф и Свит отправились обратно, к Братству, при этом разведчик вовсю разглагольствовал о прелестях ушедших лет.

— Он тут не для своего развлечения.

— Как и никто из нас, я полагаю.

Несколько мгновений они ехали молча. Только они и небо, такое огромное и бездонное, что казалось, вот-вот притяжение земли исчезнет, и ты улетишь в синюю высь, чтобы не остановиться никогда. Шай слегка пошевелила правой рукой. Она еще плохо слушалась, боль из локтя и плеча отдавалась в шею и вниз, к ребрам, но с каждым днем становилось все легче. Наверняка все наихудшее осталось позади.

— Я сожалею… — ни с того ни с сего сказал Кроткий.

Шай глянула на него. Старик сгорбился и ссутулился, будто у него на шее висел якорь.

— Да я не сомневалась ни единого дня.

— Я не об этом, Шай. Я сожалею… о том, что произошло в Эверстоке. О том, что я сделал. И чего не сделал. — Он говорил все медленнее и медленнее, пока Шай не стало казаться, что каждое слово ему достается в тяжелой борьбе. — Прости, что прежде никогда не рассказывал, кем был до того, как приехал на ферму твоей матери… — Она смотрела на него с пересохшим ртом, но Кроткий только хмурился, потирая большим пальцем культю отрубленного. — Все, к чему я стремился, — это похоронить прошлое. Стать никем и ничем. Ты можешь понять меня?

— Могу. — Шай сглотнула. У нее самой хватало воспоминаний, которые она не прочь была бы утопить в самой глубокой трясине.

— Но семена прошлого всегда дают всходы, как говорил мой отец. Я — набитый дурак, который получает один и тот же урок, но продолжает ссать против ветра. Прошлое невозможно похоронить. Во всяком случае, не такое, как у меня. Эта срань всегда вылезет наружу.

— Кем ты был? — Голос Шай показался едва слышным хрипом в безграничном пространстве. — Солдатом?

— Убийцей. — Его взгляд стал еще тяжелее. — Давай называть вещи своими именами.

— Ты сражался на войне? На Севере?

— И на войне, и в стычках, и в поединках. Больше, чем можно представить. Когда меня не вызывали на поединки, я начинал вызывать сам. Когда закончились враги, я принялся за друзей.

До того Шай думала, что любой ответ лучше, чем никакого. Но теперь она не была в этом уверена.

— Полагаю, у тебя были на то причины, — пробормотала она так тихо, что фраза превратилась во вкрадчивый вопрос.

— Вначале хорошие. Потом дрянные. А потом я обнаружил, что вполне способен проливать кровь без причины, и совсем отказался от этой срани.

— Но теперь у тебя есть причина.

— Да. Теперь есть. — Он вздохнул и даже немного выпрямился. — Эти дети… Наверное, это единственное, что я в жизни сделал хорошего. Ро и Пит. И ты.

— Если ты и меня причислил к чему-то хорошему, — фыркнула Шай, — тогда ты в полной растерянности.

— Да. — Кроткий казался таким удивленным и заинтересованным, что она с трудом выдержала его взгляд. — Так получилось, что ты — одна из лучших людей, кого я знаю.

Шай отвела взгляд, растирая онемевшее плечо. Она всегда полагала, что ласковые слова гораздо тяжелее проглотить, чем суровые. Все дело в том, к чему вы привыкли.

— У тебя чертовски узкий круг друзей.

— Враги для меня привычнее. Но даже так. Не знаю, как так вышло, но у тебя доброе сердце, Шай.

Она вспомнила, как он нес ее от дерева, пел колыбельные детям, смазывал ей ожоги…

— У тебя тоже, Кроткий.

— О! Я могу обманывать людей. Клянусь могилами предков, я могу одурачить даже себя самого. — Он оглянулся назад, на ровную линию горизонта. — Нет, Шай, мое сердце не доброе. Там, куда мы едем, нас подстерегают опасности. Если повезет, то небольшие. Хотя за свою жизнь я не могу похвастаться особым везением. Послушай меня. Если я скажу, чтобы ты не стояла у меня на пути, не стой. Слышишь меня?

— Это почему? Ты убьешь меня?

Она думала, что наполовину пошутила, но его бесстрастный голос заставил смех умереть.

— Я не могу предположить, что я сделаю.

В тишине налетел порыв ветра, волнуя высокие травы, и Шай показалось, что она услышала отголоски криков. Без сомнения, в них звучал страх.

— Ты тоже услышал?

Кроткий уже разворачивал коня в сторону Братства.

— Что я говорил о везении?

Среди фургонов царила полная неразбериха. Все смешалось в кучу. Люди орали друг на друга, фургоны сталкивались. Собаки кидались под колеса, а дети орали в ужасе. Казалось, что Гластрод восстал из мертвых и желает уничтожить человечество.

— Духолюды! — донесся до Шай чей-то вопль. — Они пришли за нашими ушами!

— Утихомирьтесь! — орал Даб Свит. — Никакие это не гребаные духолюды, и им дела нет до ваших ушей! Такие же путешественники, как и мы!

Присмотревшись к равнине на севере, Шай заметила цепочку всадников, пока что не более чем пятнышки между бескрайней черной землей и бескрайним белесым небом.