Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

— Друг мой! — провозгласил дворянин. — Вы просто проклятый герой!

Кроткий косо глянул на него, принимая бутылку.

— Да, я — проклятый, это уж точно.

В холмах царил адский холод. Замерзшие дети по ночам сбивались в испуганную толпу как можно ближе к костру, терли порозовевшие щеки, их дыхание вырывалось облачками пара в лица соседей. Ро брала руки Пита в свои и грела, помогая дыханием, старалась с наступлением темноты поплотнее закутать его в вытертые шкуры.

Вскоре после того, как они покинули лодку, приехал незнакомый человек и сказал, что Папаша Кольцо требует их к себе. Кантлисс ругался на чем свет стоит, но надолго его, как всегда, не хватило. В итоге семерых людей он отослал. Теперь с детьми ехали шестеро, включая ублюдка Рябого, но о побеге никто и не помышлял. Они вообще почти не разговаривали, как будто с каждой милей, оставшейся за спиной или за кормой, сила духа покидала их все больше и больше, пока они не стали обычным мясом, на своих ногах, безвольно и безучастно бредущим на ту скотобойню, какую укажет Кантлисс.

Женщину по кличке Пчелка тоже отослали. Она плакала и все спрашивала Кантлисса:

— Куда ты ведешь детей?

— Возвращайся в Криз, — осклабился он, — и не суй нос в чужие дела, будь ты проклята.

Так и получилось, что вытирать сопли и развеивать страхи малышей пришлось Ро, Эвину и еще парочке ребят постарше.

Они поднимались в холмы все выше и выше, шагая по малохоженым тропам, размытым весенними паводками. Останавливались на ночевки у больших скал, которые выглядели как рухнувшие башни, и у подножья башен, древних, как сами горы. Деревья все дальше и дальше тянулись ввысь, пока лес, без кустарника, без зверей, даже без жуков и мошек, не превратился в череду столбов, подпирающих небо. Их ветки, даже самые нижние, скрипели где-то высоко над головой.

— Куда ты ведешь нас? — в сотый раз спросила Ро Кантлисса.

— Туда, — в сотый раз ответил он, обратив небритое лицо к очертаниям серых пиков вдали.

Его вычурная одежда износилась, превратившись в тряпки.

Они миновали какой-то город — все дома построены из дерева, и весьма топорно. Тощая собака облаяла их, но ни один человек не показался на глаза. Рябой хмурился на пустые окна, облизывая голую десну между зубами, и пробормотал:

— Где все они? Куда ушли? — Говорил он на северном наречии, но Кроткий выучил Ро достаточно, чтобы она понимала. — Не нравится мне это.

— Это не твое дело, — фыркнул в ответ Кантлисс.

Вскоре строевой лес сменился бурыми и чахлыми сосенками, потом скрученными побегами, а вскоре деревья и вовсе исчезли. Стужа тоже отступила под напором странного теплого ветра, сбегающего по склонам гор, как дыхание. Но прошло немного времени, и ветер стал горячим, слишком горячим. Дети шли с трудом, распаренные лица покрылись потом. Голые скалы покрывали желтые потеки серы, а земля стала теплой, как живая плоть. Пар с шипением вырывался из приоткрытых, словно рты, трещин в камне. Во впадинах, похожих на чаши, покрытые коркой соли, вода, подернутая цветной пленкой, пузырилась, испуская зловоние. Пить из таких источников Кантлисс строго запретил, предупредив, что там — яд.

— Это неправильная земля, — сказал Пит.

— Земля как земля, — ответила Ро, но она видела страх не только в глазах детей, но и у головорезов Кантлисса. Мертвая земля.

— Шай все еще идет за нами?

— Конечно! — Но Ро сомневалась, что сестра по-прежнему ищет их.

Иногда ей казалось, что они попали в иной мир. Девочка едва-едва могла вспомнить лицо Шай, или Кроткого, или как выглядела их ферма. Она начинала думать, что прошлое — сон, невнятный шепот, а настоящее — то, что вокруг.

Тропа стала слишком крутой для лошадей, потом и для мулов. Поэтому одного человека оставили охранять животных.

Они вошли в глубокое голое ущелье, стены которого были испещрены отверстиями слишком правильной формы, чтобы казаться делом рук природы. На дороге попадались груды дробленой породы, напомнившие Ро шахтные отвалы. Но какие рудокопы рылись здесь в древности, что могли искать, она не догадывалась.

Вдыхая целый день едкие испарения, ощущая нестерпимое жжение в носу и горле, они добрались до остроконечного утеса на краю горной гряды, без следов каких бы то ни было растений, даже мхов и лишайников, зато изъязвленного непогодой и временем. Когда они подошли поближе, Ро увидела — скала испещрена письменами, и, хотя не могла прочитать их, почему-то решила, что это предостережение. В каменных стенах — столь высоких, что небо едва-едва виднелось — тоже было множество отверстий, а кроме того — старые скрипучие леса с площадками, канатами, ведрами, что лишний раз доказывало рукотворность дыр.

Кантлисс поднял руку.

— Оставайтесь здесь!

— И что дальше? — спросил Рябой, поглаживая рукоятку меча.

— Дальше нужно ждать.

— Сколько времени?

— Недолго, брат… — произнес человек, непринужденно прислонившийся к скале.

Как только Ро не заметила его сразу? Ведь малышом его не назовешь… Очень высокий, смуглокожий, на выбритой голове легкая серебристая щетина, одет в простой балахон из некрашеной ткани. На сгибе мускулистой руки лежал посох длиной в человеческий рост, а в другой руке незнакомец держал маленькое сморщенное яблоко.

— Здравствуйте, — сказал он, откусив кусочек.

Пережевывая, улыбнулся Кантлиссу, Рябому и остальным разбойникам. По лицу его змеились дружелюбные морщинки, которые выглядели совсем неуместными в этой мрачной обстановке. Потом он улыбнулся детям, и Ро показалось, что непосредственно ей.

— Здравствуйте, ребята.

— Я получу мои деньги? — спросил Кантлисс.

— Конечно, — улыбка не покидала лицо старика. — Поскольку в тебе есть дыра и ты полагаешь, будто золото ее заполнит.

— Поскольку я полагаю, что если не заплачу человеку, которому задолжал, я — покойник.

— Мы все будем покойниками, брат, рано или поздно. Важно, каким путем мы к этому придем. Но ты получишь справедливую плату. — Его взгляд скользнул по детям. — Я рассчитывал на двадцать человек.

— Дальняя дорога, — сказал Рябой, кладя ладонь на эфес. — Обязательно бывают потери.

— Ничего не бывает обязательно. Все дело в выборе, который мы делаем.

— Я детей не покупаю.

— А я покупаю. Но не убиваю. А в самом ли деле издевательство над слабыми заполняет дыру в твоей душе?

— У меня нет никакой дыры! — заявил Рябой.

Старик доел последний кусок яблока.

— Да? — Он кинул огрызок Рябому. Тот помимо воли поймал его и вдруг захрипел. Старик покрыл расстояние между ними двумя молниеносными шагами и ударил северянина в грудь концом посоха.

Рябой пошатнулся, выронил огрызок и потянулся за мечом, но казалось, обессилел. Ро увидела, что это никакой не посох, а копье с длинным лезвием, окровавленный конец которого торчал из спины разбойника. Старик осторожно уложил его наземь, нежно провел ладонью по лицу, закрывая глаза.