Валерий Большаков - Двойная игра [litres]

– Действуйте! – энергично кивнул Колби.

– Максим!

Иванов подошёл к столу и тяжело опустился на лавку. Вальцев возник как добрый дух из сказки.

– Младший лейтенант Вальцев… – начал он браво.

– Отставить, – проворчал Борис Семёнович. – Как нос?

Максим смешно скосил глаза на свой курносый, изменивший кривизну.

– Да нормально, товарищ генерал-лейтенант, – сказал он. – Я уже привык!

– Горбинка розовым выделяется… – озаботился Иванов.

– Проходит уже! – заспешил Вальцев. – Косметологи говорят, за пару дней пройдёт совсем. Главное, что шва не видно!

– Ну да, ну да… – протянул генлейт и вздохнул. – Могу тебя обрадовать – ЦРУ заглотило крючок вместе с приманкой и поплавком. В Лэнгли дали добро на твою эксфильтрацию.

Вальцев побледнел. То, к чему он готовился, но считал далёким и не совсем взаправдашним, вдруг приблизилось одним скачком, окружая холодной, опасной реальностью.

– Я готов, товарищ генерал-лейтенант.

Иванов кивнул.

– Границу будете пересекать в Ленинградской области, – сухо проговорил он. – Надо полагать, в Финляндию вы попадёте в багажнике лимузина с дипломатическими номерами.

– Разрешите, товарищ генерал-лейтенант… Так мы всё-таки вдвоём… туда?

– Вдвоём, – кивнул Борис Семёнович. – Экс-фильтрация вместе с Вакарчуком выйдет естественней и правдоподобней, лишние вопросы отпадут. Не знаю, можно ли доверять ему до конца, но и выбора нет! А такой случай упускать просто нельзя.

– Да вы не волнуйтесь, товарищ генерал-лейтенант! Степан, он свой, просто с закидонами!

– Ну ты меня утешил, – усмехнулся Иванов. – Ну-у… Давай привыкай… Михаил Иваныч Зорин! Вживайся, нелегал, в новую шкуру!

– Есть!

– С Хинкисом занимаешься?

– Так точно!

– Ступай… Синицын здесь?

– Так точно!

– Позови его.

– Есть!

– Да брось ты эту армейщину, – поморщился генерал-лейтенант. – Забудь о звании, «Миха»!

– Есть… – упавшим голосом сказал Вальцев. – В смысле, да…

Иванов хмуро поглядел вслед вышедшему «Михе» и покачал головой. Не любил он вот таких непродуманных операций. Чистая импровизация! Вальцев – молодой оперативник, а его в нелегалы! С другой стороны, Максиму не нужно куда-то внедряться. Наоборот, отсутствие спецподготовки – благо. Задача у Макса простая: выдать вероятному противнику строго дозированную информацию о будущих событиях. Его будут проверять и перепроверять, а когда американцы убедятся в точности «сверханализа»… Вот тогда и посложнее игру затеем!

– Звали, Борис Семёныч?

Иванов обернулся к Синицыну и молча пожал тому руку.

– Как там твой подопечный? – спросил он ворчливо.

– Степан? – задрал бровь Игорь Елисеевич. – Да нормально… Вызнал потихоньку, что «Миха» не настоящий, и говорит: «Я, дескать, всё понимаю, но приложу все силы, чтобы заслужить ваше доверие!»

– Прямо так и сказал? – усмехнулся генерал-лейтенант.

– Дословно, – утвердительно уточнил Синицын. – Мне показалось, что говорил он искренне.

– Посмотрим, – устало вздохнул Иванов.

– Да не переживайте вы так…

– Хватит меня утешать! – резковато парировал Борис Семёнович. – Насели тут, утешители… Не по нутру мне эта эксфильтрация, верно, слишком много непросчитанных факторов… Ой, да ладно! – сморщился он, махнув рукой. – Вальцева мы ещё поднатаскаем, да и «Миха», который настоящий, подкинул от-тличный материал! Там такое закрутить можно, что империалистам жарко станет! Ладно, хватит об этом. Ты вот что… Снимай наблюдение с больницы.

– К-как? – поразился Игорь Елисеевич. – Мы же…

– Мы же, вы же! – раздражённо пробурчал генерал-лейтенант и шлёпнул ладонью по столу. – Обыграл нас «Миха»! Обставил, как хотел!

– То есть?

– Поправляется Димка, понял? Заглянул-таки «Миха» к нему! – В голосе Иванова прорвалось уважительное удивление. – Да нет, я рад за Димку! Ему же похороны светили, не летом, так осенью, а теперь и румянец проступил, и суставы не болят, метастазы эти гадские как рукой сняло… «Михиной» рукой!

– Да не может этого быть… – затянул Синицын, сопротивляясь. – Мы же фиксировали всех, кто заходил в палату! Сплошь врачи, медсёстры, уборщицы… Заведующая детдомом раза два заглядывала…

– И эту зафиксировали? – криво усмехнулся Иванов, шлёпая о стол фотографией, как козырной картой.

Игорь Елисеевич пригляделся. Камера запечатлела молодую медсестру или уборщицу с броской внешностью. Стройную длинноногую блондинку…

– Нравится? – с ехидцей спросил генерал-лейтенант. – Брижит Бардо отдыхает! М-м? А теперь внимательно приглядись к нежной шейке этой красотки. Ну, заметил?

– К-кадык… – потрясённо выдохнул Синицын.

– Вот именно. Понял?

– П-понял… – сник Игорь Елисеевич и тут же вскинулся: – Постойте, постойте… Я же, кажется, видел эту блондинку! Да не кажется, а точно! Мы со Славиным курили в кустах, а она мимо шла с подружкой, болтала о чём-то… У неё высокий тонкий голос!

– Талант у человека, – скупо улыбнулся Иванов. – В общем, так. Жду от вас сегодня уточнённый фоторобот «Михи». К вечеру управитесь?

– Постараемся… – промямлил Синицын, собрался и отчеканил: – Так точно!

Игнат обошёл дом с угла и сверился с табличкой. Да, тот самый номер. Удовлетворённо кивнув, Арьков вернулся и вошёл в гулкий прохладный подъезд.

Кафельная плитка под ногами лежала ещё дореволюционная, белая и чёрная вразбивку, как шахматная доска. И основательные перила завинчивались вверх, следуя за плавной спиралью лестницы. Когда-то тут проживали всякие камергеры и купчики средней руки, а ныне их богатые квартиры поделены на отнорки…

Поднявшись на третий этаж, Игнат приблизился к большой двери, небрежно обитой чёрным истрепавшимся дерматином. Из рваных дыр мерзко торчала грязная вата, а посередине правой створки висела фанерка в рамке, извещавшая, сколько раз надо жать на звонок, чтобы дозваться того, кто вам нужен. Напротив нужного «И. Ю. Носова» значилось: «Звонить три раза». Вот только кнопка была вырвана с корнем – из развороченной штукатурки жалко торчали два конца провода, небрежно замотанные чёрной изолентой.

Пожав плечами, Арьков толкнул дверь, и та открылась, ритмично взвизгивая. Из тёмного коридора пахнуло неприятной кислятиной и почему-то распаренными вениками. Игнат осторожно пробрался между ящиков и ларей, уворачиваясь от велосипеда, висевшего на вбитых в стену крюках, от оцинкованной лоханки, от рассохшегося шкафа, угрожающе шатавшегося на хлябавших досках пола. Подпрыгнешь повыше – и эта рухлядь тебя погребёт…