Александр Арсентьев - Короли Лероса [litres]

Разум юного принца в первый месяц пленения раздирали самые противоречивые чувства: от глубочайшей, всепожирающей ненависти – до полнейшего уныния. Он постоянно вынашивал бесперспективные планы побега и способы хоть как-то сообщить наверх о своем положении, но наконец наступил момент, когда он смирился со своей участью. Тогда на несколько дней он впал в молчание. Как ни пытался расшевелить его обеспокоенный состоянием принца Катор, Кайл лишь отрешенно смотрел в потолок…

Однажды, когда пленники отобедали отвратительной на вкус едой, принц, задумчиво вертевший деревянную ложку в руках, внезапно отбросил ее.

– Катор, дай мне какой-нибудь острый предмет, – произнес он.

Слуга, обрадованный тем, что его господин вновь заговорил, тут же начал исследовать пол и вскоре протянул принцу маленький камешек с острыми краями. Кайл ожесточенно принялся выцарапывать на дне глиняной миски слово «заговор». Закончив, принц радостно посмотрел на слугу, но Катор, не разделив его воодушевления, почти с осуждением покачал головой.

– Да что ты! – воскликнул принц. – А вдруг они не заметят, а прислуга, моющая посуду, увидит это!

Катор неопределенно пожал плечами и вновь с сомнением покачал головой.

– Но я не могу так просто лежать, полностью отчаявшись в своем положении! – с оттенком ярости в голосе воскликнул Кайл и настойчиво протянул миску слуге, который нехотя поставил ее под дверь…

Через несколько часов за дверью раздался тяжелый топот, бряцание ключей, и спустя мгновение дверь распахнулась… Вошли уже знакомые им подручные Иктона и молча принялись избивать пожилого и беспомощного Катора. Кайл, с ужасом наблюдавший за этой жуткой расправой, попытался закричать, но добился лишь того, что получил сокрушительный удар в челюсть, отправивший его в небытие…

Когда он вновь открыл глаза, то обнаружил себя в кромешной тьме… Последние воспоминания перед роковым ударом молниеносным хороводом пронеслись в памяти… Катор!!! Как он?!

Приподнявшись на локтях, принц встревоженно позвал:

– Катор, дружище, как ты?

Ответом послужил душераздирающий глухой стон…

– Что эти изверги сделали с тобой?! – с жалостью спросил Кайл, вспоминая жуткую расправу, устроенную приближенными Иктона над его слугой.

В ответ раздался лишь новый стон, который своим коротким эхом охватил сердце принца ледяными лапами.

Так прошло несколько часов… Изредка с противоположных нар раздавались приглушенные стенания – было заметно, что Катор пытался скрыть их, зарывшись лицом в грязную и засаленную ткань, покрывавшую ложе. Кайл, вполне осознавая, что слуга не может разговаривать, постоянно спрашивал того о его самочувствии. Этим он, вероятно, больше пытался успокоить себя, так как понимал, что после страшного избиения старик вряд ли чувствует себя хорошо.

Наконец за дверью послышались уже знакомые шаги – теперь Кайл узнал бы их из тысячи. За то время, что он провел здесь, они стали единственным напоминанием о том, что за пределами камеры существует другой мир; они стали своеобразным олицетворением часов, отсчитывающих прошедшие сутки, и всего того, что делило реальность на две части: здесь и там…

Послышался скрежет подсовываемых под дверь мисок… Сердце принца на мгновение замерло… А затем тюремщик развернулся и неспешно направился восвояси…

Кайл услышал, что его слуга попытался встать с постели, но его потуги завершились очередным стоном, с которым Катор безнадежно упал на свое ложе. «Он не может встать! – понял принц. – Бедняга, как он там?!»

Принц во внезапном порыве вцепился ладонями в край ложа и через несколько секунд сумел-таки сбросить свое тело на холодный каменный пол. Переведя дух, он, раздирая тонкую ткань сорочки, подполз к нарам Катора, благо тюремное ложе было весьма невысоко – практически вровень с полом. Опершись на правую ладонь так, что загудели напрягшиеся мышцы, левой рукой Кайл легко прошелся по лицу Катора – все было покрыто вязкой и запекшейся кровью…

– Бедный мой Катор! – с невыразимой скорбью произнес принц. – Прости, все это – результат моей неразумности.

Рука Катора успокаивающим жестом тяжело легла на плечо господина, а губы издали умиротворяющий вздох…

– Я… я сейчас! – прохрипел Кайл, неимоверными усилиями разворачивая на скользких камнях свое тело. – Я принесу тебе поесть…

Спустя несколько томительных минут принцу удалось добраться до двери в камеру. В кромешной тьме он нащупал уже знакомые плошки с едой и водой, но свечи – сколько ни искал, обнаружить не смог. «Они лишили нас в наказание света», – наконец пронеслось в его обескураженном сознании.

Довольно много времени ушло на то, чтобы Кайл, осторожно толкая миски перед собой, боясь их расплескать, вернулся к нарам слуги. Когда дрожащей рукой он попытался поднести ложку с супом к устам Катора, то его правая рука проскользнула на мокром камне, и содержимое ложки пролилось на камзол старика.

– Прости! – со слезами в голосе произнес Кайл и вновь наполнил ложку.

Катор осилил лишь треть содержимого посудины и отвернул голову к стене, показывая, что более не в силах есть. Кайл со вздохом принялся толкать еду в сторону своего ложа…

Так прошло еще несколько томительных дней. Катору становилось все хуже – часами он не произносил ни звука вообще, а очнувшись, наполнял тесное пространство камеры рвавшимися из груди стенаниями. Кайл тщетно взывал к тюремщику, приносившему пищу, пытаясь донести до того, что его сокамерник медленно умирает. Но бездушный изверг подсовывал под дверь тарелки и молча уходил. Жалостный тон принца тут же наполнялся яростью, и вслед доверенному Иктона неслась отборная брань.

Катор все реже подавал признаки жизни, надолго впадая в забытье. Кайлу, уже привыкшему к передвижению по полу, приходилось разжимать челюсти старика, чтобы влить в тело больного хотя бы пару ложек отвратительной на вкус, но способной поддержать силы слуги пищи. Иногда принц подползал к нарам дорогого человека лишь затем, чтобы удостовериться, что тот еще жив. Уловив слабое дыхание, срывавшееся с губ Катора, Кайл облегченно вздыхал и тянул свое наполовину обездвиженное тело обратно к постели.

И вот наступил день, когда Катора не стало… Кайл проснулся и буквально кожей ощутил в темноте присутствие гостьи, освободившей его слугу от невыносимых страданий.

– Катор, – шепотом позвал он, уже не надеясь услышать в ответ даже малейшего шороха.

Руки Кайла окрепли, он легко перебрался на пол и уже через пару секунд припал к мертвому телу. Разум отказывался верить в произошедшее, и Кайл безнадежно пытался добиться от трупа признаков жизни. Он прислушивался к неподвижным губам – не слетит ли с них слабый вздох, пробовал нащупать пульс на запястье и сонной артерии. По щекам принца текли слезы, а губы шептали безумную чушь, не желая отпускать дорогого человека. Наконец Кайл вытер глаза и, оставив мертвеца в покое, медленно пополз на свое ложе.