Виталий Храмов - Темные тропы [litres с оптимизированной обложкой]

Смотрит на меня. Долго так, как оценивающе. Прокурорским взглядом. Детектор лжи доморощенный! Меня расшифровать – дохлый номер! Ну вот! Взгляд, чуть совсем, но – изменился. Уже смотрит не как солдат на блоху, а как хозяйка на кусок мяса – что из него получится сготовить? И меня такой подход – потребительский – больше устраивает. Гораздо больше, чем ранящие меня подробности её былой жизни с другими мужами. Тем более что она встаёт на колени и опять мурчит:

– У-у-м-м!

Мне ли возмущаться таким моим употреблением? То-то! Встаёт, поворачивается ко мне спиной, скидывает плащ полностью, прогибается, упираясь в меня, говорит грудным, томным голосом:

– Давай, Ёжик! Северянин научил меня своей северной любви. Моему демону тоже понравилось. Да и я – пристрастилась. Давай, Ёжик! Смелее! Да-а-а-ва-а-ай! Ай! Ёжик!

Пусть так – мужезаменителем, исполняющим обязанности её легендарных мужчин, но – с ней! В ней! С ней!

Страстно, жадно любить, как в последний раз, как прощаясь навсегда! С криком! До обморока!

Утром – траурное настроение. Пора выходить. Все – не выспавшиеся. За эти три дня мы никому под этой крышей спать не давали. Уточкой ходит не только наша Хозяйка, но и от этих ночных концертов – даже хозяйка постоялого двора в преклонных годах, да со старым-то жмотом-мужем! И даже – Дереза. За что Павел Снежок Вольный подневольно подлетает на полметра в воздух от моего дружеского напутствия сапогом под седалище.

– Что ты, что ты! – шипит он. – Я, может быть, серьёзно! Я, может быть, женюсь! Не смотри так! Мы уже всё порешали! Вот на свадьбу и домик накопим – сразу к Хозяйке на поклон пойдём, за благословением!

– Смотри у меня! – грозя ему перед носом пальцем, говорю я, а самому ржать охота, сил нет! Вот Коза! Шустра! «Порешали они»!

Пашка бежит на конюшню. Всё же легенда легендой, а негоже барыне коней обихаживать. И если бы не своенравие Харлея, что не признавал за людей никого, кроме меня, Морозовны и Пашки – вообще бы…

Да что я бы? Морозова сама тащится от жизни под этой легендой. Кто бы подумал, что она получает эстетическое удовольствие от расчёсывания коней скребком, от возможности поить их и кормить, разговаривать с ними? А как она мило смущается, когда мы хором хвалим её стряпню, дружно утверждая, что стряпня штатных поваров придорожных заведений – отрава, хлеще крысиного яда, а вот с её рук – пища богов! Как она, смешно прикусив кончик своего ловкого язычка, чинит одежду! Золото, а не жена!

Наслаждаемся семейной идиллией, придуманной самими себе. Простой, но чужой жизнью. И хозяюшка наша уже не раз пела мне на ухо, как хотела бы бросить всю эту головную боль с леном на широкие плечи старшего сына и умотать со мной куда-нибудь на край света, где… А я, подтрунивая над ней, отвечаю, где Бродяги копают нам огород и ухаживают за нашим садом, Духи и Призраки водят хоровод в фонтане, играя преломлениями света в их призрачных телах и водяных брызгах, а в саду пасутся прирученные Твари. А на выходные к нам собираются Охотники Красной Звезды и Чистильщики. И мы, под чарочку вина, вспоминаем старые сказки, что сложены про нас. М-да!

А говорит – пристрастилась! Смешная… походка получается.

Конечно, мой план – аналогичный. Тихая семейная жизнь, с любимой женщиной, домик – полная чаша, сад под окнами. Закат под навесом с кружкой горячего взвара. И страстные ночи с её криками на всю округу. Но… Как всегда – но. Всегда есть – но. Малыш не должен страдать за чужие грехи. А тем более – за чужие подвиги. Сначала поправляем здоровье малыша. А там… А там – остальные детки. И остальные – бедки. Как оставить дела на недорослей? И-и-е-ех-х!

Как всегда, мечты разбиваются о скалы обязательств. У простых людей – жизнь простая, понятная, а после заморочек жизни людей непростых – даже приятная. Только вот есть такой императив константы, она же – житейская мудрость, что кому много дано, с того и спросится – соизмеримо отсыпанному. Вот и надо нам успеть проскочить, пока спрос с нас, как с «простых».

Да ещё и Лиля со своими страхами ночными подлила масла в огонь. Одним словом – нервничаю я. Психую. И «вне себя». Жду прихода полярного пушистого зверька, даже не догадываясь – он-то при каких делах? И как горький корнеплод может об этом что-то знать? Такой кавардак мне достался от чужой памяти, что хоть открывай черепную коробку, чтобы настойчивый утренний ветер охладил мне голову изнутри, выдув оттуда весь мусор.

Ну, а пока такое невозможно без фатальных последствий для конечной цели нашего путешествия, сам запрягаю Харлея. Что в моём присутствии очень правдоподобно прикидывается обычным конём. А вот как меня нет – изображает психа отмороженного. Конюх – внучок нашего гостеприимного хозяина – сияет синяком на пол-лица. Он не думал, что кони способны на такую подлость, как подкараулить прохожего и ударить его воротиной. Умный у меня конь, но – коварный. А ржёт при этом, как Пашка Снежок Подневольный.

Сумрачный мой вид, вид мрачной Хозяйки подавляет и остальных. Даже Мешочек – молчит. Спит, забив презрительно на всю суету.

Покидаем город – первыми. Даже не дожидаясь полного открытия ворот зевающими и ленивыми стражами ворот. Дорога ещё пуста. Свежо, ветрено. Зато – не пыльно. Воспользовавшись этим, еду сзади. Так и кони в карете нашей идут более ходко. Говорю же – Харлей тот ещё задира. Всех заставил отслеживать своё местоположение. Всех пугает, зверюга.

«Дед, вы что – поссорились?» – слышу я Зов и вижу глаза «внучки». Переживает, как за родных. Хороша родня! Бывшая жена её кровного отца, она же – барыня и госпожа ей. И её любовник, восставший из мёртвых. Родные люди. М-да! Но девочка в том возрасте, когда голова уже варит на довольно высоких оборотах, всё кругом любопытно, энергии – завались, а жизненного опыта для самостоятельных выводов не хватает. Если сейчас ей ответить односложно – отстанет. Но не успокоится. Начнёт, сказочница, наматывать на кулак ошибочные выводы из ложных предпосылок. А потом в том клубке не разберёшь, от чьих ног – хвост.

«Переживаем за будущее, – так же мысленно отвечаю я. – Очень уж всё мёдом вымазано – гладко, душисто и сладко. Особенно, после всего, что было до этого. Как бы там, за горизонтом, не пряталось то… Что-то ещё более страшное».

«А-а-а, я поняла, – ответила Снегурочка, подумав недолго, добавила: – Дед в таких случаях говорил, что глупо переживать о том, чего ещё не было. Глупее только переживать о том, чего уже не вернуть».

«Тот, кто сказал это, был мудр, – соглашаюсь я. – Ну а я считаю, что лучше перебдеть, чем потом – обздеться!»

«Внучка» фыркнула, тоже закутываясь в платок. И если для нас с Морозовой скрывать лица – необходимость, Лилия только за той шёлковой вуалью, что спускается с её шляпы, и чувствует себя нормально. Не зажимается из-за шрама. Шаль – тонкая, шёлковая, изнутри Лиля всё видит, а вот снаружи виден только силуэт её лица. И то – смутно. Ну и что, что стоила дороже кольчужной рубахи Пашкиной?! Душевное спокойствие – дороже!