Владимир Привалов - Новые соседи

«Голову побрил на имперский манер, а усы оставил, — продолжил изучать толгува Ретур, разглядывая переплетенные серебряной проволокой висячие усы воина, перехваченные на кончиках золотыми кольцами. — Шерстяная рубаха обычная, армейская, а ноги в дикарских шароварах… Да и плащ — не имперский, местный».

Бывший казначей не мог отделаться от мысли, что перед ним ряженый.

— Ну, смотри! — пробасил командующий, хмуря брови, спускаясь с дощатого помоста к склоненному толгуву. Нагнувшись, он взял за плечи воина и разрешил подняться. А потом со всего маху хлопнул того по груди, отчего раздался гул, и захохотал. — А то смотри, Сегимиус, ты меня знаешь! — он вновь хлопнул собеседника и слегка прижал.

— Я тебя знаю, Форкс! — захохотал в ответ довольный толгув.

— Ставку уже разбили, — махнул рукой Форкс в сторону огромного яркого шатра. — Идем, идем, — подталкивая вперед молодого союзника, торопил Форкс. — Наместник Ретур, что же ты? Идем, повечеряем!

Недовольно зыркнув в спины вояк, увлеченных друг с другом, Ретур Равар направился к шатру. Поесть определенно стоило — он успел порядком проголодаться.

— Вино! — хохотал во все горло Сегимиус, сметая со стола оливки. — Вино уже давно покорило эти земли! — в подтверждение сказанного союзник поднял полную чашу и с показной пьяной торжественностью произнес: — За Империю!

Форкс и Равар в ответ подняли свои кубки. Выпили. В шатер натащили жаровен, устелили землю коврами и пирующие быстро разомлели в теплоте, изрядно отяжелев от съеденного. Наступило вечернее время вина и живого славословья.

— Ты бы знал, Наместник Равар, сколько толгувы платят за божественный нектар! Даже самый распоследний бедняк уже воротит нос от пива; он готов взять меч и отправиться в дальний поход, дабы добыть монет на вино! Империя выстроит дороги, и благословенный дар Пагота рекой хлынет в наши леса! Уже за одно это толгувы восславят арнский престол! — выкрикнул молодой воин и допил чашу, стряхнув капли наземь.

Он икнул, отер ладонью роскошные усы и слегка покачнулся.

— Я сейчас… Светлейшие, — он ринулся к выходу, откидывая занавесь и вывалился из шатра. Его провожал зычный басовитый хохот Форкса — пирушка в походном шатре наконец-то развеселила хмурого командующего.

— Ты же терпеть не можешь дикарей, — поджал губы Равар. Наместник уже достаточно выпил и немного помягчел, но червяк недоверия не прекращал точить изнутри. — Что ты так носишься с толгувом этим…

— С Сегимиусом? — хлопнул ладонью по столу Форкс. — Я достаточно прошел с ним плечом к плечу, Равар. Он вырос от простого десятника до сотника на моих глазах. Гордец! Лишь став сотником и выслужив гражданство, признался, стервец, что он княжий сын в своих землях…

За шатром послышались характерные звуки — молодого сотника выворачивало и тошнило. Форкс по-отечески улыбнулся.

— Отвык за пару месяцев пить по-нашему, — хмыкнул он. — Ничего… А толгувы… Они неистовы в бою, никогда не показывают врагу спины и не отступают… Отличные воины!

— Ага, вот только это мы идем завоевывать их, а не они нас, — проворчал Равар.

— Они бесхитростны, как дети… — махнул рукой Форкс. — И всё не могут решить, в ком больше доблести, чей род достойней встать над другими… Вот и режут друг дружку почем зря в своих лесах. Хорошие враги…

Блюющий у густого раскидистого кустарника толгув разогнулся, вытирая рукавом губы и оглядываясь. В кустах угадывалась притаившаяся фигура.

— Сегимий, анэска аэ? — послышался осторожный шепот, и незнакомец протянул руку из ветвей. На раскрытой ладони белела пара крупных птичьих яиц.

— Аэ, — кивнул Сегимиус, встряхивая головой, и торопливо выпил яйца. Выглядел он собранным и трезвым. Однако вскоре, развернувшись к освещенному шатру, сотник двинулся обратно прежней нетвердой походкой, с блаженной улыбкой на лице.

Утро началось с переполоха — наемники-арзратцы поймали толгува. Дикарей было несколько, они наблюдали за лагерем с дальнего холма у поворота реки. Увидев всадников, лесовики порскнули в разные стороны и скрылись в перелеске. Словить удалось только одного, самого неудачливого. Сдав пленного, арзратцы надеялись на поощрение и горланили во весь голос, чтобы Светлейшие знали, кто добыл лазутчика.

Светлейшие услышали. Форкс рыкнул, и ему тотчас принесли умываться. Вместе с ведром подогретой воды притащили пленного. Вскоре позвали Сегимиуса — одетый в меховое рванье толгув хлопал глазами, не разумея высокой речи. Ретур, прихлебывая горячий взвар, искоса поглядывал на союзника. Тот выглядел бодрым и свежим, словно не он упился вчера, уснув под столом. Молодость…

— Кто таков? — ткнул в пленника Форкс.

— Так охотник, видно же, — пожал плечами Сегимиус и перевел. Выслушав сбивчивый ответ, кивнул. — Да, охотник…

— Глаза пялили, потом дали деру, — вытирая лицо, пробурчал Форкс. — То твои дела, наместник. Меня не касаются, — отрезал Форкс и направился к выходу.

— На столб. Пусть порадуется, — велел Равар, промокая платочком испарину и украдкой разглядывая Сегимиуса. Тот спокойно смотрел, как радостные наемники потащили пленника прочь. Вытесывать столб и вкапывать в землю арзратцы не стали — некогда. Бедолагу наскоро примотали к придорожному деревцу, заведя руки назад.

— Взрежем улыбки! Восславим Пагота! — заорали арзратцы. Поймавший охотника наемник достал кинжал и двумя короткими движениями располосовал щеки пленному. Тот взвыл и забился в путах. Арзратцы засмеялись, а палач отсек ветку, наскоро обкорнал и вставил прут в разрезанный рот толгува, распялив в кровавой улыбке.

— Пусть смеется железо! — громко крикнул горбоносый, взмахивая клинком.

— Пусть смеется железо! — закричали соплеменники. — Смейся, Пагот!

Равар наблюдал за Сегимиусом. Многие имперцы в лагере отворачивались и прятали глаза, — жителям внутренних провинций обычаи арзратцев пришлись не по нутру. А вот Сегимиус смотрел равнодушно, — видно и впрямь за годы войны подле Форкса навидался всякого.

— Собираемся, — разогнал толпу гонец командующего. — Верховые уже отправились! Живей, живей!

— Наемники… Лентяи, как есть лентяи, — покачиваясь в седле, заметил Форкс. Покинутый лагерь остался позади, и дорога ползла среди перелесков и огромных полян, на которых окрестные толгувы растили рожь, скрываясь в величественном лесу. — Даже с пленным сжульничали… Кто ж к дереву мотает, — приказано же: на столб… У меня в Арзрате, на границе, на дальней заставе служил один упрямец, Крент Грис…

Ретур услышал знакомое имя и вскинулся, а довольный Форкс, ожидающий именно этого, махнул рукой.

— Верно, верно, тот самый… До того, как братец его возвысился, под моим началом ходил. Заставу свою в кулаке держал… Так он в поход нарочно с собой столбы брал… Видано ли?