Дженн Лайонс - Погибель королей [litres]

– Ей нравится, как ты играешь. Если заслышит тебя, то в стойле ее не удержать, – сказал Звезда, выходя из-за угла.

Гален удивился, узнав, что Дарзин не приказал убить лошадь, но Кирин прекрасно понимал своего отца. Пока лошадь принадлежала Дарзину, он мог хвастаться ее дикостью, ее размерами, ее божественным происхождением. (Разве среди лошадей она не была тем же, что у людей – короли, отмеченные богами?) Если бы кто-то сказал, что на ней нужно ездить или что от нее нужно получить потомство, Дарзин мог просто рассмеяться. Но убив ее, он признался бы в том, что потерпел неудачу. После появления Звезды убийства прекратились, но она по-прежнему оставалась великолепным животным, объектом зависти и восхищения. Дарзин решил, что ему достаточно того, что ей можно хвастаться. Кирин пошарил в своей сумке, достал из нее яблоко и бросил его кобыле. Он уже знал, что она любит яблоки. Это были дорогие, экзотические фрукты – в окрестностях столицы они не росли – но какое ему дело? Деньги-то не его, а де Монов.

– Для тебя, моя госпожа, – сказал Кирин и поклонился ей. – Мне играть дальше?

Кобыла ловко поймала летящее яблоко и энергично закивала.

Он вытащил арфу из-за тюков соломы, сел на один из них и снова начал играть. Это было рискованно – если бы Дарзин пришел на конюшню, то непременно услышал бы его. Но Дарзин и близко не подходил к огнекровке, поэтому Кирин надеялся на лучшее. Он заиграл песню ванэ – ту, которую готовил к новогоднему балу, и снова позволил серебряным аккордам окружить себя.

Звезда прислонился к дверному косяку и стал слушать, чуть прикрыв глаза. Во рту у него, как всегда, была зубочистка – но теперь уже не щепка, а соломинка. Лошадь-огнекровка мотала головой в ритм музыки – так, как люди могли бы размахивать руками.

– Кто такие огнекровки? – спросил Кирин, закончив песню.

– Лошади, – ответил Звезда.

Кирин вздохнул.

– Они не похожи на других лошадей [125] Огнекровок с таким же успехом можно назвать «обычными лошадьми», как триссов – «обычными людьми». Огнекровки, которых создал бог-король Джората, настолько далеки от обычных лошадей, что теперь их уже следует считать отдельным видом. Они разумны и прекрасно понимают гуаремский, хотя и не могут говорить. .

– Да, не похожи. – Звезда пожал плечами. – Идем, Стерва. Тебе не кажется, что тут больше делать нечего? Пойдем обратно, а то мелкие людишки испугаются и забегают. – Он усмехнулся своим мыслям, и серая лошадь тоже фыркнула.

– Почему ты зовешь ее Стерва? – спросил Кирин, глядя вслед убегающей лошади.

Звезда перебросил соломинку из одного угла рта в другой.

– Потому что ты зовешь ее Стервой.

– Это же не ее настоящее имя, – рассмеялся Кирин.

Звезда пожал плечами.

– Оно ей нравится. – Подмигнув юноше, он пригнулся, чтобы не удариться о притолоку, и пошел вслед за лошадью в ее стойло.

Кирин улыбнулся и убрал Валатэю в футляр.

– Вот ты где, – сказала госпожа Мия.

Кирин посмотрел вниз и увидел сенешаля – она стояла в том же дверном проеме, где только что был Звезда.

– Госпожа Мия? Что-то не так?

Элегантная женщина вскинула голову.

– Верховный лорд желает с тобой поговорить.

– Ты избегаешь меня, – сказал Терин де Мон Кирину, когда госпожа Мия оставила их наедине.

Кирин скрестил руки на груди.

– Как вы догадались, лорд?

Терин удивленно посмотрел на него, и Кирин подавил в себе желание переступить с ноги на ногу или, что еще хуже, извиниться. Он оглядел кабинет Верховного лорда и обратил внимание, что с прошлого раза в нем почти ничего не изменилось, разве что теперь внимание его деда было приковано к новым бумагам.

Если Терина сейчас можно было назвать дедом.

– Мы обладаем привилегией дружить с главнокомандующим и его семьей, – сказал Терин, обмакнул перо в чернильницу и подписал очередной документ, – потому что не злоупотребляем ею, не хвастаемся тем, что мы на особом счету. И то, что его сын выходит на поединок вместо тебя… Что, по-твоему, после этого о нас подумают люди?

В комнате повисла тишина, которую нарушало только шуршание пера по бумаге.

Терин поднял взгляд.

– Ну?

– То, что у нас большие связи и злить нас опасно? – предположил Кирин.

– Из-за связи с нами Джарит Миллигрест выглядел идиотом. Почему кто-то решит, что после этого позора Миллигресты поспешат прийти нам на помощь?

Кирин глубоко вдохнул.

– Я не виноват. Я не просил его драться вместо меня.

Терин откинулся на спинку кресла и посмотрел на юношу.

– Кажется, ты меня с кем-то путаешь. Мне безразлично, твоя это вина или нет. Мне плевать, честное слово. Вопрос не в том, кто виноват. Вопрос в том, как это выглядит и как это повредит репутации нашей семьи. Ясно?

Кирин едва сдержался, чтобы не закатить глаза к небу.

– Да, лорд.

Терин наклонил голову набок.

– Ты не согласен.

– Что меня выдало, мой господин?

– Так в чем дело? Чего я не понимаю?

– То, что это связано с Дарзином. Он что-то затевает.

– Я прекрасно знаю, что Дарзин что-то затевает. Я просил тебя выяснить подробности, а не использовать его как повод опозорить наш дом. Найди оправдание получше. – Терин взмахнул рукой. – Считай, что ты под арестом. Тебе запрещено выходить из своей комнаты до окончания зимнего праздника.

Кирин широко раскрыл глаза.

– Вы не можете так поступить.

– Дело сделано. Если я не могу рассчитывать на твое хорошее поведение, то я не дам тебе возможность разочаровать меня дважды.

Кирин прикусил губу, а затем тяжело вздохнул.

– Дарзин и Турвишар заодно, – сказал он. – Я подслушал их разговор. С ними был некто третий – я называю его Мертвец. Его имя мне неизвестно. Они что-то замышляют, хотят снова призвать демона, хотя почему – я не знаю. Они осматривали одну подземную камеру. Раньше Педрон пытал в ней людей, и один из этих троих сказал, что вы превратили ее в храм Таэны. Еще они сказали, что там сидела пленница – мать Турвишара, которую собирались принести в жертву.

Терин недоверчиво уставился на юношу.

Кирин подавил в себе гнев.

– Я это видел. Ну, то есть слышал. Я точно знаю, что это был Турвишар де Лор. Я узнал его голос.

Терин с силой ткнул пером в чернильницу, и синие чернила разлились по бумаге, лежащей перед ним.

– Не лги мне. Тебя воспитал уличный музыкант, но это не дает тебе право на художественный вымысел.

– Я не лгу! – запротестовал юноша.

Терин встал, подошел к окну и посмотрел из него на крыши Синего дворца.

– Часть из того, что ты сказал, правда, – сказал Терин, переводя взгляд на Кирина. – В камере, которую использовал для своих нужд мой дядя Педрон, нашли молодую женщину. Позднее один мой друг на ней женился…