Дженн Лайонс - Погибель королей [litres]

Ну ладно, ладно. Если ты так хочешь это узнать, то да, мне было интересно.

Подходя к храму, я испытал чувство особой незащищенности. Я не видел ни одного места, где можно спрятаться, ни одного способа подкрасться незаметно. Одолженные мною сандалии гулко шлепали по камням, несмотря на мои попытки приглушить звук. Я решил снять их и понести в руках.

Когда я подошел ближе, мне стало ясно, насколько древний этот храм. Его кладка уже начала осыпаться. Каменные блоки потрескались, словно их быстро нагревали и охлаждали. Само здание было значительно больше, чем я предполагал. Я не мог отделаться от ощущения, что храм уже готов рухнуть, что в любую секунду вся эта огромная масса камней упадет…

Я содрогнулся. Ванэ не стали бы строить нечто подобное, верно? Все эти камни и тяжелая, давящая земля были совсем не похожи на эфемерную красоту госпожи Мии или даже на острые словно бритва тени Тераэта. Это здание казалось… старше их.

Но возможно ли это? [55] Нет. Но примитивная архитектура может казаться древней. Многие реликвии относятся к эпохам, которые, с формальной точки зрения, появились позже, чем ванэ.

Я проскользнул в широкие двери, не встретив ни единой души. Воздух внутри был мускусный и влажный. Храм стоял довольно далеко от берега, но в нем все равно пахло океаном. К запаху морской воды примешивалась слабая нотка чего-то сладкого и гнилого. Барабаны зазвучали громче. Я ощутил вибрацию подошвами ног. Через несколько секунд мои глаза привыкли к темноте.

Тема змей продолжалась и внутри здания. Каменные змеи оплетали колонны и формировали арки дверных проемов, вырезанных в барельефе. Даже плитка под ногами была сделана в виде чешуи. Темные влажные камни сияли маслянистым блеском. Здесь были и статуи тоже: каменные женщины с аспидами вместо волос; мужчины – мускулистые, покрытые чешуей, с надувшими капюшоны кобрами вместо голов; свивающиеся в кольца питоны с человеческими лицами. Я подавил дрожь, вспомнив истории про чудовищ, которые Сурдье рассказывал мне в детстве.

Местные чудовища, по крайней мере, были каменными.

Ступая еще осторожнее, чем раньше, я пошел на рокот барабанов. Я предполагал, что скоро наткнусь на других членов Черного Братства, и не был уверен, что после этого произойдет. Что нужно сказать группе фанатиков-убийц, которые спасли тебя от верной смерти? Эй, спасибо, не поможете ли мне вернуться на континент?

Сырой тоннель закончился, и я обнаружил, что стою в задней части большого зала. Он был заполнен людьми, лица которых закрывали такие же черные капюшоны, как у Тераэта и Хамезры в Кишна-Фарриге. Я тихо скользнул внутрь.

Снаружи было прохладно, и поэтому воздух в храме показался мне неестественно теплым. Сквозь отверстия в полу в зал поднимались струи пара, смешиваясь с благовониями и кровью на алтаре. Этот алтарь… Мне пришлось покрепче сжать губы, чтобы не ахнуть во весь голос.

За алтарем стояла статуя, непохожая на все, что ее окружало. Эта статуя доходила почти до самого потолка, поэтому даже мне, стоящему у самых дверей, казалось, что она может в любой момент до меня дотянуться. Она, как и все остальное, была сделана из черного камня, но в ней – и только в ней – я мог разглядеть искусную работу мастера-ванэ. В каждой руке она держала по змее, и эти змеи отклонялись назад, чтобы восхититься ею или напасть на нее. Я, если честно, не мог понять, ласкает ли она змей или душит их. Каждый дюйм ее каменного одеяния покрывали золотые листья. На ней было ожерелье и пояс из черепов. Выкованные из железа розы украшали ее волосы и платье. Они заржавели от соленого воздуха, окрасившись в цвет крови.

Я нервно сглотнул. Я ее знал. А кто ее не знает? Это же Таэна [56] Хотя Таэна наиболее популярна в Хорвеше, ей поклоняются во всех провинциях империи и даже за ее пределами. Обычно верующие приносят ей искупительные жертвы, чтобы отвлечь ее внимание от себя. .

Она – Бледная Госпожа. Она – повелительница подземного царства. Она – богиня смерти. Тераэт сказал, что Черное Братство служит богине смерти, и здесь его слова получили подтверждение.

Нахмурясь, я посмотрел на нее. Я не знал, какую роль она играет во всей этой истории, но подозревал, что она замешана не меньше Таджи. Вдруг по моему телу прошла дрожь.

Может, это я позвал ее, а не наоборот. Возможно, это произошло, когда я впервые оказался на борту «Страдания», – еще до гаэша, созданного Тьенцо. А может, еще в Столице, когда я призывал Таэну…

Я стиснул зубы и запретил себе думать об этом.

Помост, на котором возвышался алтарь, не пустовал. Двое мужчин склонились над огромными барабанами и выбивали ритм, который вибрировал в каждом камне. Перед алтарем стояли две знакомые фигуры. На Хамезре была целая гора покрытого вышивкой черного бархата, словно жара ее совсем не беспокоила. Рядом с матерью стоял Тераэт – во всем зале он один был облачен в одежду другого цвета. Его штаны были темно-зелеными, с блестящими серебряными узорами. Длинные полосы зеленого и золотого шелка струились по телу и рукам. Я был слишком далеко и не мог как следует разглядеть его костюм, но даже издали он казался диким и безумным.

Хамезра раскинула руки в стороны, подражая жесту Таэны. Барабаны смолкли.

Она выдержала паузу и сказала…

Если честно, то я понятия не имею, что именно она сказала.

Я никогда не слышал ничего подобного, не говоря уже о том, чтобы это понять. Она говорила не на языке ванэ. Слова текли и шипели, свист перемежался с гортанным рыком.

Если учесть, что голос звучал так, словно он принадлежит не смертному существу, а какому-нибудь творению стихий – например дракону, – то все это производило сильное впечатление.

Кроме того, я понял, что в зале потрясающая акустика. Казалось, словно старуха стоит рядом со мной; ее хриплый шепот доносился до самых дальних уголков храма. Несмотря на то что я не понял ни слова, ее речь показалась мне тревожной и пугающей.

Закончив, она опустила руки. Тераэт достал из-под алтаря широкую и плоскую чашу. Ее он наполнил мутной водой из раковины, находившейся рядом с алтарем, и плеснул в чашу что-то из красного графина. Затем Тераэт взял черный кинжал с извилистым лезвием, сделал им надрез на своей руке и позволил крови стекать в чашу.

Его мать что-то сказала, и собравшиеся один за другим начали подходить к алтарю. Каждый произносил несколько слов – часто шепотом. Большинство говорило на этом странном шипящем языке, но иногда мне удавалось расслышать знакомые слова.

Затем они пили из чаши Тераэта – отвратительное зрелище, по-моему, – ведь в ней была его кровь. После этого каждый из них замирал, словно ожидая чего-то. Но ничего не происходило, и Тераэт жестом приказывал им уходить. Напряжение среди тех, кто еще не пил из чаши, было вполне осязаемым, как и облегчение тех, кто шел обратно.