Дмитрий Легер - Аргилай. Украденный дом

Лаи хрипел, дергал ногами и бил кулаками по рукам противника в тщетных попытках избавиться от смертельной хватки на своей шее. Камера плыла перед глазами, изображением постепенно тускнело.

Пробиваясь через шум и стук крови в ушах, до Аргилая долетел голос его наставницы.

– Сюда! На меня! На меня смотри! – громко повторяла та из раза в раз. Заметив, что юноша наконец обратил на нее внимание, поддела сапогом носка нож и ловко кинула оружие в сторону своего ученика.

В столь незавидном положении, поймать нож было не так просто. Но Лаи справился.

Дядюшка Чуряй вскрикнул от боли, когда холодная сталь воткнулась ему в предплечье. Но хватки не разжал. Аргилай ударил еще раз и бил до тех пор, покуда руки противника не ослабли на горле и спасительный воздух не проник в горящие от боли легкие.

Получив возможность дышать, юноша вырвался из ослабшей хватки. Ожидая удара в спину, Лаи скользнул в сторону и развернулся лицом к противнику. Но тот не думал атаковать. Держась за окровавленную руку, мужчина спешил к выходу из камеры. Лаи понял – Чуряя упускать нельзя. Он поднимет тревогу и тогда не останется шансов на спасение. Выбора не было – противника придется остановить, а значит убить.

Юноша пустился вдогонку. Уже в дверях налетел на мужчину, сбил с ног и утянул на земляные полы камеры. Началась борьба. Даже раненым противник оставался сильным и вертким. Но нож все еще находился у Аргилая, и он им воспользовался.

Когда Лаи только приступил к тренировкам у Трицитианы, то, не раз размышлял каково это – бить живого человека не кулаком, не тренировочной палкой, а настоящим, острым оружием. Сможет ли он нанести удар, осознавая, что может убить противника? Не дрогнет ли в последний момент рука? Ведь между тем, чтобы ударить человека и тем, чтобы наносить удар с целью отнятия чужой жизни – раскинулась огромная пропасть, перешагнуть которую в здравом уме сможет далеко не каждый.

Но сейчас все эти размышления оказались забыты. Сейчас Аргилай боролся не только за свою свободу и свою жизнь, но и за жизнь своей наставницы. Сейчас в жгучей животной ярости он рычал, бил, боролся, мстил за страх, обиду, боль и унижение, которое его заставили испытать в поместье лорда Джордана.

Дядюшка Чуряй поцарапал правую щеку юноше и чуть не выдавил глаз, прежде чем перестал сопротивляться и затих с каким-то свистящим выдохом из истерзанной его собственным же оружием груди.

Лаи отбросил в сторону безжизненную руку противника и, покачиваясь от слабости, поднялся на ноги. Рукоять ножа скользила в окровавленной ладони. Пальцы дрожали, ключ никак не хотел попадать в замочную скважину кандалов. Но в этот раз судьба была благосклонна. Первый из выбранных ключей освободил Трицитиану от оков.

Женщина растерла распухшие запястья и с удовольствием потянулась до хруста в спине.

– Ты как? – спросила она, осматривая юношу на предмет повреждений. Но, не считая нескольких синяков и царапин, тот был невредим. – Глаз видит?

– Видит, – кивнул Лаи. – Но болит.

– Ты все правильно сделал. Либо он, либо мы. Иначе никак. – подбодрила наемница и похлопала собеседника по руке, что для нее было не слишком характерно.

Затем нагнулась к разбитой чашке, намочила палец в остатках напитка и попробовала на язык.

– Гномий самогон. Нужно найти, где его хранят.

– Отметим освобождение? – пытаясь унять дрожь в руках, рискнул пошутить Аргилай.

– Нет, – мрачно отозвалась рыжая, совершенно не оценив юмора. – Совенку нужен погребальный костер. Помянем его по-своему. Пошли.

Подвал встретил пленников звенящей тишиной. Другие камеры оказались пусты. Лишь крысы шуршали по углам. В сырых коридорах не было видно ни души. Погреб, где среди прочего хранилось несколько бочек с самогоном – располагался совсем рядом. Ключ от двери нашелся на связке дядюшки Чуряя. Трица вскрыла одну из бочек ножом. Вновь попробовала на язык, удовлетворенно кивнула и велела:

– Найди мне свечу и кусок ткани. Я пока вскрою остальные бочки.

Обыскав подвал и две соседние камеры, на вид такие же, как та, где сейчас лежал труп Чуряя, Аргилай не нашел ничего из того, что требовала наемница. Возле каменной лестницы, ведущий наверх юноша застыл и прислушался. Из-за закрытой двери, находящейся в конце ступеней, не слышалось никаких звуков. Перепачканный кровью в одних подштанниках он решил рискнуть и подняться выше.

Лаи осторожно выглянул из-за двери погреба и огляделся. Коридор в обе стороны оставался пуст. Тишину нарушил бой часов в одной из комнат. Аргилай посчитал удары. По всему походило, что уже вечер или ранее утро.

Осторожно прикрыв за собой дверь, юноша босиком, а оттого бесшумно, подбежал к ближайшей от подвала двери. Та оказалась запертой. Он переместился к следующей, и толкнул ее – тоже заперта. Больше на этом этаже дверей не наблюдалось, но имелась лестница наверх. Сердце гулко бухало в груди от волнения, дыхание участилось. Необходимо идти дальше, но страх быть обнаруженным сковывал ноги. Сделав несколько глубоких вдохов, Аргилай прокрался по деревянной лестнице на второй этаж и проверил ближайшую дверь. Повезло с первой попытки. Лаи бесшумно вошел в большую, обставленную резной мебелью комнату. На столе, заваленном бумагами, в тяжелом подсвечнике горело несколько свечей – то, что надо! Рядом на спинке кресла висел черный дуплет с пышными рукавами и золотой вышивкой, не менее модный и дорогой, чем утерянный наряд Аргилая. Юноша примерил дуплет, тот оказался почти впору. Теперь следовало найти кусок ткани, который просила Трица. Наверняка сгодится скатерть или занавеска. Лаи взял свечу и прошелся по комнате разыскивая необходимое. Взгляд упал на красивый меч, висящий в оружейной композиции на стене. Не взять оружие было бы глупо, тем более великолепно заточенный клинок мог отрезать кусок занавески, закрывающей окно.

За этим занятием юношу и застали.

– Ты что творишь? – раздался за спиной смутно знакомый голос.

Внутри все похолодело. Аргилай резко повернулся. Возле стола, заваленного бумагами, с пером в одной руке и маленьким перочинным ножиком в другой, стоял купец Чистогон. Тот самый, который пытался отравить Лаи с Трицитианой и украсть боевого Фельдбонского коня. Тот самый, что похищал девушек в деревнях, опаивал сонным зельем, и вез в фургоне в Тильбон, чтобы там продать в бордели.

В этот раз тщедушное тело, больше подходящее подростку, а не взрослому мужчине – не украшала пушистая шуба.

– Что ты там обещал мне вырезать? – хищно улыбаясь, спросил Лаи. – Кажется язык. – припомнил он.

Аргилай закинул отрезанный кусок занавески на плечо и, поигрывая мечом, пошел на Чистогона.

Купец отскочил к стене, опрокинув на документы банку чернил.