Дмитрий Легер - Аргилай. Украденный дом

В этот раз гномы спорить не стали. В своем решении они были на удивление единогласны. Два коротких толстых пальца указывали на Аргилая. Юноша попытался что-то сказать в свою защиту, но от возмущения не нашел слов и молча взялся за мертвую сороку.

Зловоние тухлого мяса отряд почувствовал задолго до того, как показались первые крыши домов деревни Агат. И на удивление это было никак не связано с тем, что Трицитиана плохо готовит. Наемница первой послала свою кобылу в галоп. Аргилай немного помедлив, последовал за ней и вскоре Упрямец несся среди домов, сложенных из камня и покрытых сверху соломой. По лицу юноши били мухи. Насекомые тучами вились в деревне. Лаи старался не смотреть по сторонам, но все равно замечал, что не все жители лежат на земле. Некоторых повесили на деревьях, и судя по размеру тел – не только взрослых. К огромному облегчению деревня быстро закончилась, запах постепенно ослаб, а мухи пропали.

Трица верхом на Луне неслась дальше. Дорога поднималась в гору, но никакого жилья пока поблизости не наблюдалось. Наконец Упрямец поравнялся с кобылой арт-три, но лишь из-за того, что Трица оставила Луну и своими силами лезла по крутому склону наверх. Наемница решила сократить путь до вершины, и не подниматься по пологой дороге, спиралью, огибающей холм. Лаи спрыгнул с Упрямца и последовал за своей наставницей. Лиса почти не отставала и ловко карабкалась следом.

Остов сгоревшего дома на вершине холма, черным силуэтом вырисовывался на фоне заходящего солнца. Каждый шаг по пепелищу поднимал рядом с ногой облако пепла. Пепел кружился вокруг людей, медленно оседал на одежду и волосы. Трицитиана растерянно ходила среди сгоревших конструкций, иногда наклоняясь, копалась в золе. Пепел покрыл наемницу с ног до головы, отчего стало казаться, что арт-три резко поседела.

– Что ты ищешь? – тихо спросил Аргилай и закашлялся.

– Кости… – на ходу ответила женщина, разгребая обгорелые балки.

Лаи поднял продолговатую почерневшую кость. Рядом лежали другие.

– Лошадиная. – не отрываясь от своего занятия, пояснила Трица. – Где ты стоишь – была конюшня.

Лиса принесла человеческий череп. Трица некоторое время смотрела на находку, а затем, где стояла там и села прямо в пепел. Варварка что-то сказала. Арт-три нахмурилась, поднялась и пошла за ней. Вскоре они извлекли из-под сгоревших обломков дома шесть черепов, пять шлемов и различные части латной брони.

– Не наши, – задумчиво произнесла Трицитиана, рассматривая закопченные черные шлема. – Никогда подобных не видела.

– Пять шлемов, но шесть черепов. – произнес Лаи, излучая лучи смекалки и эрудиции. – Думаешь шестой череп – это твой отец?

Женщина некоторое время раздумывала, затем ответила:

– Думаю, мы были очень беспечны, когда считали себя в безопасности на другой стороне Пепельных гор.

Лаи сел на почерневший остов и медленно обвел взглядом пепелище. Не такого финала он ожидал от путешествия.

Варварка вновь затараторила что-то на своем наречии. Трица внимательно слушала, после чего пояснила для Аргилая:

– Лиса говорит, что видела людей в таких шлемах и черных доспехах. Они приходили к вождю ее племени.

– И что они хотели? – без особого интереса, спросил Лаи.

– Не знает, – покачала головой женщина. – Но на следующий день Сыновья Черного Медведя отправились в поход через горы.

– В деревне это тоже, – юноша подавил рвотный рефлекс, возникший при воспоминании о недавно увиденных картинах. – Косолапые натворили?

– Нет, медведи иначе поступают с телами. – тихо ответила Трица.

– В смысле, – удивился Аргилай. – Съедают что ли?

– Скажешь тоже. – фыркнула женщина, а затем добавила. – Только сердца.

– Значит она, – Лаи пораженно кивнул на Лису. – Ела людей?

– Лишь совершеннолетние достойные этой чести. – пояснила арт-три.

Аргилай поднял закопченный черный шлем. Большой и тяжелый, напоминающий ведро с заостренным дном. Узкие длинные глазницы смотрели пустыми провалами.

– Как думаешь, что тут произошло? – отбрасывая шлем в сторону, спросил юноша.

– Могу лишь предполагать, но те, кто пришел сюда – дорого за это поплатились. – Трицитиана указала на край почти не тронутой пожаром лужайки. – Видишь большое выжженное пятно?

– Там нет пепла, – удивился Лаи. – Только обожженная земля.

– След колдовской молнии. Он гораздо больше, чем след обычной молнии. Отец мастерски владеет этим заклинанием, – Трица со злобой пнула ногой обгоревший череп и тот, подняв облако пепла, отлетел в кучу почерневшего хлама. – Отец спалил дом молниями, вместе с теми, кто вошел в него.

– Нам стоит похоронить останки? – предложил юноша.

– Я не буду хоронить людей, которые напали на отца. – мрачно ответила наемница. – А какой из этих черепов мог принадлежать отцу – я не знаю.

Пепел кружился в последних лучах заходящего солнца. Вонь из деревни не долетала до хутора на холме и здесь стоял лишь запах сгоревшей древесиной. В высоком, чистом небе метались ласточки. Над цветочной клумбой, чудом не тронутой пожаром, гудели крупные пчелы, в траве стрекотали кузнечики. Мир продолжал существовать несмотря на все ужасы, что творились тут совсем недавно. Мир все так же дышал жизнью. А оттого становилось еще тяжелее осознавать, что все те месяцы путешествия, все те тяготы, лишения, потери и невзгоды, которые выпали на долю друзей – оказались напрасны. Аргилай стоял на финальной точке своего путешествия. Это был конец, провал, пустота. Казалось теперь можно просто сесть и тупо смотреть по сторонам, потому, что идти больше некуда. Лаи изгой без прошлого и будущего. Впереди юношу не ждало ровным счетом ничего. Или так только казалось?

Человек, потерявший память смотрел с холма на простирающийся вокруг мир. С такой высоты вид открывался чудесный. Зелено-желтые равнины предгорий, с пятнами редкого леса и каменными холмами, простирались до самого горизонта, соединяясь вдали с чистым сереющим небом. Человек смотрел на заходящее солнце и вспоминал свой первый день – почти, что день рождения, свой первый рассвет новой жизни. Теперь же все завершалось – солнце заходило за горизонт.

Но на какой-то миг, на какие-то несколько мгновений все это стало неважно. Аргилай почувствовал, как изнутри его греет некое теплое чувство. Вероятно, любовь. Любовь ко всему, что он сейчас видел, любовь к миру, в который ему посчастливилось попасть и остаться. К миру, частью которого он стал. Маленькое зернышко любви и счастья, теплилось внутри. На молодом лице Аргилая расцвела улыбка.

Высокая рыжеволосая женщина, рыжая девочка-подросток в черной шкуре на плечах, и босоногий юноша без прошлого сидели на закопченной балке сгоревшего дома и любовались на закат.