Гарт Никс - Ангел-Маг [litres]

– Видишь медный шпиль храма? – спросила поборница. Она не стала уточнять, что храм принадлежал Ашалаэли, иного здесь находиться попросту не могло.

Симеон кивнул.

– Вот туда и иди. Лечебница немного севернее. Увидишь беленое здание через улицу от таверны.

– Спасибо еще раз, – сказал Симеон.

– Может, еще как-нибудь меня заштопаешь, – подмигнула поборница. Симеон не до конца понял, что она имела в виду, но на всякий случай улыбнулся в ответ. Игривое подмигивание удивило его: поборники славились пуританским целомудрием. Полная противоположность гвардии короля. И в несколько меньшей степени – мушкетерам.

– Буду рад… – пробормотал Симеон и поправился: – То есть буду рад, если штопать не понадобится.

– Это всегда происходит, рано или поздно, – заметила поборница. Вновь подмигнула и развернулась на каблуке – ножны хлопнули по изящному бедру.

Симеон на миг уставился ей вслед. Пристыженно покраснев, устремил взгляд на храмовый шпиль и пошел, куда было велено.

Таверна была одним из старейших зданий на Циферблате. Она стояла последней в плоском блоке из шести домов, выстроенных, когда крепость отсутствовала еще даже в проекте. Назначение здания было очевидно с первого взгляда: у передней двери красовались большущие бочки. Две использовались как импровизированные столы. Кругом одной из них сгрудились чумазые каменщики, другую заняло трио королевских гвардейцев, отколовшееся от многочисленной братии, засевшей внутри. Гвардейцев легко было отличить по темно-зеленым камзолам, бледно-зеленым штанам с рубашками и накидкам – опять же зеленым, только другого оттенка. Накидки украшала вышитая золотом эмблема: корона о пяти зубцах, разрубаемая мечом. Каменщики пили пиво из деревянных кружек, гвардейцы – вино, разлитое в бутыли. Тех и других обслуживали проворные отверженцы – юноши и девушки в серых передниках и чепцах.

Шум в таверне стоял неистовый. Солдаты пили, играли в кости, спорили, хохотали… в общем, веселились кто как умел. Отзвуки неслись на улицу сквозь открытые окна, забранные толстыми железными прутьями. Над дверью красовалась большая вывеска, полинявшая до такой степени, что изначальные шесть золотых чаш превратились в обычные бесформенные и бесцветные пятна.

Сейчас вывеску как раз красили заново. Наверху приставной лестницы, ради страховки привязанной к одной из больших бочек, устроилась живописица в одеянии школяра из Бельхоллы. Учитывая контингент в таверне, предосторожность казалась вовсе не лишней. Помимо веревок, безопасность художника обеспечивал мальчишка – кухонный приспешник из отверженцев.

– Осторожно! – верещал он, стоя внизу. – Лестницу не заденьте!

– А тут полно народа, – заметил Анри. Он был очень доволен собой, поскольку все же сумел найти выход из тоннелей под казармами мушкетеров. А про то, что вышли они на поверхность вовсе не там, где он ожидал, – прямо в аптекарский огородик лечебницы, через улицу от винной лавки и ярдах в двухстах от мушкетерских казарм, – сознаваться перед Агнес он вовсе не собирался. – И все сплошь гвардейцы короля…

– Они большей частью внутри, – сказала Агнес и указала рукой. – Возле третьей бочки вроде есть место. Там, рядом с каменщиками. С ними никто не связывается… У тебя небось тоже от пыли в горле першит? Лично у меня все внутри точно смоленой бумагой покрылось!

– Тебе разве не нужно появиться в казарме? – спросил Анри.

Путешествуя по лестницам и переходам при свете иконы Агнес, они неплохо побеседовали. Болтать с мушкетером оказалось легко, даже несмотря на ее пристрастное мнение по разным вопросам. Анри уже беспокоился о том, что произойдет, когда она узнает о его службе у кардинала, а вовсе не у королевы. Он собирался сказать ей начистоту, чтобы сразу все прояснить, но случая не подворачивалось. Или просто мужества недоставало.

– Ну, на глоточек вина у меня время найдется, – жизнерадостно заявила Агнес. – Францони велела рано не появляться.

– Францони! Первая шпага королевы! – изумился Анри. – Ты с ней виделась?

– Я с ней дралась, – гордо заявила Агнес. – Так я завоевала свое место кадета.

– Тебе пришлось победить саму Францони ? – спросил Анри, ожидая, пока удастся перейти улицу.

Мимо тянулась группа в десяток садовников, все одетые в красновато-бурые робы и широкополые шляпы. Они несли саженцы в кадках. За садовниками двигались отверженцы, впряженные в низкую тележку с огромной дубовой балкой, без сомнения предназначенной для Нового дворца. Зрелище устыдило Анри, ведь ему следовало бы уже доложиться архитектору… однако недостаточно сильно, чтобы бросить все и мчаться по делам.

– У нас кончилось вничью, – сказала Агнес, когда наконец они перебежали улицу и заняли места у единственной свободной бочки. – Это если совсем коротко… Эй! Мальчик! Две бутылки лучшего вина!

Звонкий, уверенный голос легко перекрыл общий гул. Несколько человек оглянулось, в том числе и трое гвардейцев. Изрядно нагрузившиеся, они взирали на Анри и Агнес как на что-то крайне предосудительное. Двое, широколицый мужчина с маленькими глазами и рослая темнокожая женщина, презрительно кривившая рот, направились к новоприбывшим.

– Сегодня вторник, – сказал мордастый, недобро поглядывая на Агнес. Он был так пьян, что даже покачивался.

– А я-то гадаю, который нынче день, – отвечала Агнес. – Думала, понедельник, но грызли меня смутные сомнения…

– По вторникам тут гвардейцы королевские пьют, – продолжил мужчина. И сделал жест рукой: кыш, мол, кыш! – Обойдемся как-нибудь без деревенских крутышек и… душонок чернильных…

Агнес оглядела свою непрезентабельную кожаную экипировку. Подняла бровь. Анри тоже себя оглядел: нигде ни пятнышка чернил. Мордастый побагровел еще больше. Ухмылка женщины стала еще ехидней.

– Гвардейцы? – спросила Агнес. – Вы тут во всем зеленом, я было подумала – вы садовники вроде тех, что улицей шли…

Она увернулась от неуклюжего удара и отскочила, смеясь: мужик развернулся, увлекаемый собственным замахом. Прежде чем он восстановил равновесие, Агнес пнула его сзади под колено, и он свалился с воплем боли и ярости. Женщина, стоявшая позади, потянулась за шпагой, но не успела вытащить оружие – могучая каменщица заключила ее в медвежьи объятия.

– Нет, – сказала труженица. Мышцы на ее запыленных руках вздулись стальными канатами. – Никаких клинков.

– Гвардейцы! На помощь! – завизжала женщина, извиваясь в неодолимой хватке.

Их третий товарищ, настроенный более сдержанно, со вздохом встал, но стакан с вином не поставил. Веселый шум в таверне вдруг прекратился, и воцарилась тишина, напоминавшая затишье перед бурей. Потом разом заскрипели отодвигаемые стулья и табуреты, что-то упало: гвардейцы изготовились рвануться наружу.