Андрей Васильев - Осколки легенд. Том 1 [сборник рассказов] [СИ]

Как Дмитрий успел добраться до врага прежде, чем тот кинулся в коридор, находившийся рядом с ним – бог весть, но ему это удалось. С каким-то просто звериным рыком Алексахин вцепился немцу в горло руками, и сдавив то изо всех сил, не обращая внимания на удары, которые Функе наносил ему в живот, в пах и куда только можно. Боли словно не существовало, в глазах оперативника стояла только багровая пелена, сквозь которую он видел перекошенную рожу врага, губы которого шевелились, что-то говоря.

– Перстень, – простонал Вязовой сзади. – Димка, перстень! Он сейчас тебя…

Вспышка – и оперативник отлетает в сторону, а его противник, упав на колени, судорожно дышит, держась за горло.

– Перстень, – прошелестел сзади еле различимый голос Семена.

Функе снова сплюнул и, цепляясь за стену, начал подниматься на ноги, на оперативника он не смотрел, но по лицу было ясно, что злость его просто разъедает изнутри. Но Алексахина это не слишком пугало, он уже понял, что перстень защищает владельца только тогда, когда тот готов к атаке извне, а вот внезапную угрозу может и проморгать. И терять времени сотрудник отдела не собирался, поскольку это был его последний шанс.

Семь пуль из «ТТ», выпущенные одна за другой, изрешетили тело немца. Что-что, а управляться с пистолетом Алексахин умел, он еще в школе был первым по стрельбе, и даже значок «ворошиловский стрелок» имел. Пистолет не винтовка, но оружие всегда остается оружием.

Функе не умер, он корчился в луже крови, силясь подняться, камни на перстне сияли как две звезды, как видно, пытаясь спасти владельца от смерти, но Дмитрий им такую возможность не предоставил. Он, не вставая на ноги, подполз к врагу, цапнул его правую руку, придавил ее всем телом, достал нож и с хряском отрезал несколько пальцев, включая и тот, на котором находилось кольцо.

Немец издал горловой стон, пару раз дернулся и испустил дух, а глазки-рубины на черепе, искусно вделанном в серебряную основу перстня, в тот же миг погасли. Алексахин сжал его в кулаке, и почему-то рассмеялся, правда веселым этот смех назвать было трудно.

Семен умер, когда уже совсем рассвело. Собственно, странным было даже то, что он еще несколько часов прожил, при таком ранении люди, как правило, куда быстрее богу душу отдают. Зато выяснилось, что один из американцев, молоденький светловолосый паренек по имени Джонни, остался жив, бронзовая люстра его только оглушила, но не убила. Крови из разбитой головы, понятное дело, вытекло немало, но в целом парень отделался все же легко.

Немцы во дворе снова стали обычными мертвецами, смрадно воняющими и валяющимися в причудливых позах. Надо полагать, неестественная жизнь покинула их не на рассвете, как полагается, а раньше, тогда, когда умер тот, кто их воскресил.

Работы на долю уцелевших людей выпало много, и такой, какую врагу не пожелаешь, но что тут поделаешь? И они перенесли тела своих друзей в машины, после собрали их оружие, а под конец достали из карманов документы и открепили от одежды награды. Впрочем, последнее проделал только Алексахин, американцы ордена и медали постоянно не носили, как видно надевая их только по поводу.

Джонни не знал русского языка, кроме пары слов, а Алексахин совершенно не разбирался в английском, но они все же достигли взаимопонимания в том, что погибших надо хоронить здесь, не везти с собой, поскольку дорога не слишком близкая, а весна выдалась жаркая. Но делать это рядом с замком, где валялись гниющие тела фашистов, они не стали бы ни за что, это было совершенно невозможно.

Подходящее место нашлось неподалеку. Когда две машины выехали с аллеи, Алексахин заметил слева небольшой холм, поросший зеленой травой, и сразу подумал, что это то, что им нужно. Ребята умерли героически, их могила должны быть видна издалека. И вид с холма хороший открывался, на реку, Семену точно бы понравилось.

Слаженно работая в две лопатки, солдаты выкопали не очень глубокую, но широкую могилу, положили в нее своих друзей, накрыли их плащ-палаткой, нашедшейся в «виллисе», и также дружно забросали яму землей. Наверное, надо было произнести хоть какую-то речь, но нужные слова не находились. Да и вообще разговаривать ни Джонни, ни Алексахина не тянуло, и дело было не в том, что они друг друга не понимали или им нечего было на прощание сказать павшим друзьям. Нет, тут дело в другом было. Так что они обошлись без лишних слов, только разорвали утреннюю тишину три пистолетных выстрела да очередь из «томпсона».

Вскоре «виллис» и «додж», взревев моторами, съехали с холма, возвращаясь на ухоженную немецкую дорогу и навсегда оставляя за спиной могилу, на которой лежали две фуражки, две пилотки и две каски, затянутые защитной сеткой.

– Я все понимаю, Аркадий Николаевич, но это уже полный беспредел. – Эмоциональный ведьмак стукнул кулаком по столу. – По всем понятиям.

– Где ты нахватался этой дряни, Олег? – поморщился Францев устало. – Ну ладно молодняк, дети улиц, с них спрос другой. Но ты-то в прошлом из наших, из сотрудников, причем не нынешнего разлива, а еще того, старого. И все равно – «беспредел», «понятия». Самому не противно?

– Ну слова, может, и другие подойдут, но смысл совпадает, – насупился ведьмак. – Когда такое было? Русалок убивают! И главное, кто? Люди! Нет бы из страха или от удивления – тут все ясно. Но они точно знают, что им нужно. Мало того – они знают, как убивать речных девок, а это уже не просто настораживает. Выходит, вывод только один – кто-то их навел именно на этого Хозяина. На Красноперыча. И этот кто-то в курсе, что именно Красноперыч прячет от чужих глаз.

– Ну не такая это и тайна. – Францев устало потер глаза ладонью. – Я, положим, тоже знаю, о чем речь.

– Аркадий Николаевич, тебе это по должности положено, – чуть ли не вскочил со стула Олег. – Работа у тебя такая. Да и потом – есть в столице и окрестностях что-то такое, о чем ты не знаешь? Мне кажется нет. Но тут-то обычные бандюки. Ах, извини – служба охраны господина Ревельского.

– Одно от другого не сильно отличается, – усмехнулся Францев. – Просто времена маленько изменились, стрелять стали меньше. Теперь деньги удобнее зарабатывать, усиленно создавая иллюзию законопослушности.

– А еще этот Ревельский умирает, – продолжил Олег. – Информация точная, проверенная. Ему еще в девяносто пятом в правое легкое две пули всадили, он вроде как подлечился, но надолго его здоровья не хватило. А умирать не хочется, жизнь так прекрасна.

– Олег, звучит сказанное тобой очень даже логично, если бы не одно «но». – Францев подавил зевок. – Извини, второй день на ногах. Так вот – все бы ничего, но я не представляю кто может продать обычным людям не то что непосредственно живую воду, но даже информацию о ней. Это нонсенс. Ладно то, что будет нарушен Покон, тут скорее речь о моральном аспекте идет. Но проклятие берегинь тот рубеж, через который никто не переступит. Ты не хуже моего знаешь, что любое из созданий Ночи автоматически на него нарвется, перешагнув через их запреты, коих числом семь. Пятый из них – живая вода не для смертных, ее нельзя им продать, подарить, сменять и так далее. В некоторых ситуациях можно смертного с ее помощью вылечить, например, когда дитя Ночи стало невольным виновником случившейся беды, но не более того. Даже жалость не основание для нарушения этого запрета.