Роберт Джордан - Восходящая Тень [litres]

Снова послышался лязг мечей, и Мин остановилась. Из-за деревьев выбежала большая группа юношей с копьями наперевес и с обнаженными мечами. Предводительствовал Гавин, но Мин знала и остальных – все они были учениками Стражей. С учебного плаца доносились яростные мужские крики.

– Гавин! Что происходит?

Молодой человек резко обернулся. В его голубых глазах застыла тревога, а застывшее маской лицо выражало решимость никак этой тревоги не обнаруживать.

– Мин, что ты здесь делаешь?.. Уходи сейчас же, Мин. Здесь опасно.

Несколько молодых парней устремились дальше, но большинство задержались, нетерпеливо дожидаясь Гавина. Мин показалось, что здесь собрались чуть ли не все ученики Стражей.

– Гавин, а ну-ка выкладывай, что здесь творится!

– Сегодня утром была низложена Амерлин. Уходи, Мин!

Рулон шелка выпал из рук девушки.

– Низложена? Быть того не может! Как? Почему? Почему, во имя Света?

– Гавин! – позвал один из юношей.

– Гавин! Гавин! – подхватили остальные, потрясая оружием. – Белый Вепрь!

– У меня нет времени, – заявил он. – Повсюду дерутся. Говорят, Хаммар пытается освободить Суан Санчей. Мне нужно в Башню, Мин. А ты уходи! Пожалуйста!

Он повернулся и помчался к Башне. Остальные с криками: «Гавин! Вперед, Отроки! Белый Вепрь! Белый Вепрь!» – устремились за ним. Мин уставилась ему вслед.

– Гавин, – прошептала она, – а сам-то ты на чьей стороне?

Казалось, что выкрики, стоны и лязг стали громче и доносились теперь со всех сторон. У Мин мурашки пробежали по коже, задрожали колени. Надо же влипнуть в такую историю! Этого не могло случиться, тем более здесь! Нет, Гавин прав. Конечно, самое разумное – поскорее унести отсюда ноги. Только вот впустят ли ее потом обратно и сможет ли она принести хоть какую-то пользу за пределами Башни?

– А какая от меня польза здесь? – спросила себя девушка.

Но назад не повернула, а, позабыв про валявшийся на земле шелк, поспешила к деревьям, чтобы спрятаться и пораскинуть мозгами. Маловероятно, что кому-нибудь придет в голову пронзить мечом, точно гуся, эту пустоголовую «Элминдреду», – Мин поежилась и пожалела, что даже мысль о таком в голову пришла, но рисковать раньше времени не имело смысла. Рано или поздно стычки прекратятся, а она к тому времени, глядишь, и сообразит, что делать.

Суан Санчей открыла глаза, пошевелилась, вздрогнула, поморщилась и замерла. В камере царила кромешная тьма. Наступило ли уже утро? Допрос продолжался долго, он казался бесконечным. Суан постаралась забыть о боли – хорошо и то, что она еще дышит. Шероховатый каменный пол больно царапал исполосованную спину. Пот, попавший на рубцы от плети, жег огнем, и вообще она чувствовала себя от колен до плеч одним сплошным сгустком боли. К прочим страданиям добавился еще и холод – она уже покрывалась гусиной кожей. «Могли бы оставить мне хотя бы сорочку», – подумала Суан. Пахло застарелой пылью и сухой плесенью, пахло древностью. В эту подземную темницу в самых глубинах Башни, никого не заточали со времен Артура Ястребиное Крыло – со времен Бонвин.

Суан поморщилась в темноте. О таком не забудешь. Стиснув зубы, Суан рывком села и пошарила вокруг. Рядом обнаружилась стена, на которую она смогла опереться. Каменные блоки стены холодили обнаженную спину.

«Мелочи, – напомнила она себе. – Думай о мелочах. Жара. Холод. Интересно, когда они принесут воды? Может, и вовсе не принесут».

Суан схватилась за палец, на котором носила кольцо Великого Змея. Не то чтобы она ожидала обнаружить его на месте, – нет, кажется, она даже помнила, как они сдернули кольцо с пальца. И еще кое-что помнила, хотя и туманно. И хорошо, что туманно. Но она все равно помнила, что в конце концов рассказала им все – почти все, радуясь, когда удавалось утаить крупицу здесь, крупицу там. И в то же время торопясь ответить, а не выть от боли, и стараясь отвечать подольше, чтобы они прекратили или хотя бы повременили… Суан обхватила себя руками, чтобы не трястись от холода, но это не очень-то помогало. «Я буду спокойна. Спокойна. Я не мертва. Прежде всего следует помнить об этом. Я жива!»

– Мать? – донесся из темноты неуверенный голос Лиане. – Вы не спите, мать?

– Нет, Лиане, – со вздохом откликнулась Суан.

Она-то надеялась, что Лиане отпустят, просто изгонят из Башни, и теперь чувствовала себя виноватой в том, что из-за нее и хранительница летописей угодила в застенок.

– Прости, что я втравила тебя во все это, дочь моя… – Нет, теперь она не Амерлин и не имеет права так ее звать, и потому Суан тут же поправилась: – Прости меня, Лиане.

После долгой паузы Лиане спросила:

– С вами… все в порядке, мать?

– Суан, Лиане. Просто Суан.

Она непроизвольно попыталась обнять саидар. Но там ничего не было – ничего не было для нее. И никогда больше не будет. Только пустота внутри. Прежде ее жизнь всегда была исполнена смысла, а теперь она оказалась без руля и ветрил посреди бушующего моря. Куда более мрачного, чем этот подвал. Она смахнула слезу со щеки, тут же выбранив себя за слабость.

– Я больше не Амерлин, Лиане. – В голосе ее послышалась нотка гнева. – Думаю, что теперь Престол Амерлин займет Элайда. Если еще не заняла. Но клянусь – когда-нибудь я скормлю ее щуке-серебрянке!

Лиане ответила долгим вздохом, в котором не слышалось надежды.

Заслышав скрежет ключа в ржавом железном замке, Суан вскинула голову. Никто и не подумал смазать маслом эту железяку, прежде чем бросить сюда их с Лиане. Проржавевший замок ни в какую не хотел открываться. С мрачной решимостью Суан заставила себя подняться:

– Вставай, Лиане.

Та поднялась, приглушенно всхлипывая, и еле слышно пробормотала:

– А что толку?

– Во всяком случае, они не увидят, как мы валяемся на полу и хнычем. – Суан старалась придать голосу твердости. – Мы еще можем бороться, Лиане. Пока мы живы, мы можем бороться и отомстить.

«О Свет, – подумала она. – Но как? Ведь меня усмирили! Они усмирили меня!»

Усилием воли устремив свое сознание в черную пустоту, она сжала кулаки и постаралась тверже стоять на неровном каменном полу. Ей очень хотелось, чтобы ее хриплое дыхание не походило на хныканье.

Мин положила на пол свои узлы, откинула плащ и обеими руками взялась за здоровенный, в две ее ладони, ключ, такой же ржавый, как замок и как и все остальные ключи, висевшие на большом железном кольце. Было зябко, словно и само лето не решалось спускаться в мрачное и сырое подземелье.

– Поторопись, дитя, – пробормотала державшая фонарь Ларас, вглядываясь в тянущийся в обе стороны темный коридор. Трудно было поверить, что эта толстуха с множеством подбородков была когда-то красива, но сейчас она казалась Мин красивее всех на свете.