Сергей Лукьяненко - Не место для людей [litres]

– Загляни в себя, девочка, – вдруг сказала Лой. – Только глубоко-глубоко загляни.

– Вам сейчас выбирать, – сказала мама. – Кем вы были там, в бою, не столь важно. Я, например, вспомнила, что самый первый раз перекинулась в…

– Тихо! – вдруг властно сказал прадед. – Не мешай ей, госпожа.

Нотти наконец набралась духу и встретилась глазами с Эриком.

«Ты пытался убить моего папу».

«Я не нарочно, – ответил его взгляд. – Честное слово! Не твоего папу – а Дракона, воплощение зла…»

– Зла? – вдруг вырвалось у Нотти. – Драконы были прекрасны! Опасны, ужасны, устрашающи, безжалостны – но прекрасны! Если кто-то из них ошибся, то карать надлежит его, а не всех подряд! А теперь во всём Срединном Мире Драконов опять не остаётся! Из-за тебя, всё из-за тебя!

В груди её разгорался огонь, кипел, клокотал, рвался на волю.

«Я дочь Единорога и Дракона. Я единое, созданное ими двумя. Вранье, что судьба наша предопределена от рождения – мы то, что создаём сами».

Обжора глядел на неё, улыбаясь, и, наверное, впервые в этой улыбке не было ехидства.

Нотти вдруг поняла, что и в самом деле не помнит, кем только что была на поле боя. Потому что это был бой, и Дракон ты или Единорог – неважно, когда требуется лишь одно – победа. Или же помнит, но сознательно не хочет вспоминать. А может, помогает и Обжора – ишь, как подмигивает!

Полёт огненного болида, холодный пол Замка-над-Миром под босыми ногами, льющийся шёлк белого платья – так и должен выступать Дракон, истинный Дракон-победитель, разом и прекрасный, и ужасающий.

Она потянулась ввысь, к неяркому весеннему солнцу. Лёгкие нестерпимо жгло, огонь полнил их, просился на волю.

«Я та, кем хочу быть. Я! Только я!

…Нет, не только. Я та, кем хочу быть – но если мир меня не примет, зачем это всё? Цена дикой магии может оказаться неимоверно высокой, как для братьев-викингов».

Земля притягивала, не отпускала, норовила сделать своей частью – нет! Она будет летать!

И ощутила, как растёт. Как разворачиваются за спиной крылья, тонкие, изящные, но могучие. Как упираются во влажную, пока ещё прохладную весеннюю землю когтистые лапы.

В горле заклокотало, и в очистившееся от облаков небо устремилась струя клубящегося пламени.

Ало-золотой Дракон гордо вскинул увенчанную рогатой короной голову.

Они все смотрели на неё. Мама, папа, прадед, Сева, Лой. Красные Береты. Даже недавние бунтовщики, что помогали с убитыми и ранеными, застыли, глядя на неё.

– Да здравствует Крылатая Владычица! – вдруг хрипло вскричал гном Фалар Благонравный, вскидывая топор. – Да живёт она тысячу лет! Да правит мудро и справедливо!..

«Ой. Ой, мамочка, это – взаправду! Я теперь – Дракон?! А как же Севка?..»

Но брат смотрел на неё со всё той же удивительно спокойной мудростью, совершенно не по годам.

– Лети! – вдруг крикнул папа.

И она взлетела.

Получилось так же легко и естественно, как дышать или ходить.

Трудившиеся на поле брани попадали на колени.

Нотти сделала круг, устремляясь обратно к земле.

Дракон! Дракон! Пламя и ветер! Ветер и пламя!..

Она коснулась земли и вновь сделалась Нотти. Взглянула на маму, на папу – осознала вдруг, что сейчас случится.

Но всё равно, она не подведёт.

Взглянула на Эрика, увидала слабую улыбку, улыбнулась в ответ.

Кто знает, как оно всё получится!

Она взглянула на смертное поле, на гнома Фалара, на застывших магов в нелепых красных беретах. Взглянула на брата.

Мы справимся. Мы обязательно справимся. Мы, Драконы.

…Прийти на битву можно куда быстрее, чем с неё уйти. Особенно проигравшей стороне.

Люди, эльфы, гномы – настоящие, рождённые в Срединном Мире, и пришедшие с Изнанки или из Мира Прирождённых – мрачно собирали оброненное оружие и броню (денег немалых стоит!), складывали тела для погребальных костров, каменных курганов, эльфийских могил на деревьях и траурных кораблей, что отойдут от берега и затонут в пучине. Кто что предпочитал при жизни, если даже об этом и задумывался, уже не имело большого значения. Люди уйдут с огнём, гномы в землю, эльфы с воздухом, а Прирождённые – с водой.

Обжора не вмешивался, надзирал. Стоял на холме, который раньше казался Эрику чуть заметным, а теперь ощутимо подрос. Приближение Эрика он почувствовал, конечно же. И спросил, не оборачиваясь:

– Так что решил, сынок?

– Разве я могу решать? – мрачно ответил Эрик. – Вы за меня решаете.

– На «вы»-то зачем? – обиделся Обжора.

– Это множественное число. «Вы» – ты, Виктор… Нотти…

– А-а-а, – протянул Обжора. – Понимаю. Так надо было. Чтобы ты пришёл сюда, чтобы встряхнул этот мир. Чтобы кто-то поторопился, кто-то повзрослел, кто-то в себе разобрался. Иногда весь смысл жизни человеческой в том и состоит – на других повлиять.

– Передать солонку, – пробормотал Эрик. – Это анекдот такой… не очень смешной.

– Хорошие анекдоты и не обязаны смешить, – ответил Обжора. – Решай, сынок.

– Да какой я тебе сын!

– Какой есть. А я, может, и не лучший в мире отец, но одну вещь тебе дам. Выбор. Как решишь дальше жить, так и станешь.

Дул ветер и плыли облака. Всё вновь было тихо и мирно. И всем надо было решать, кто они есть…

– А что бы ты от меня хотел, отец? – спросил Эрик.

И с удивлением понял, что сказал «отец» совсем без запинки.

Будто поверил до конца, будто смирился с тем, что этот нелепый бочкообразный дядька – его родитель.

– Я? – удивился Обжора. – Меня редко спрашивают о моих желаниях. Даже джинна из сказки в конце концов спросили и дали свободу. А я сижу сиднем в мире, который когда-то создал. И не могу его покинуть.

– Почему?

– Кто-то должен им заниматься. Утихомиривать самые страшные и мерзкие фантазии людей, что пробились в Хаос. Помогать осознать себя тем сущностям, у которых есть шанс ожить. Иногда – выпускать пар, чтобы не разнесло всё на свете.

– А если бы ты мог уйти? – спросил Эрик.

Обжора хмыкнул, не отрывая взгляда от поля брани. Пробормотал:

– Гляди-ка, обтесался немножко народец… С покойника сапоги стянули – то дело понятное, хорошие сапоги больших денег стоят. Но руки на груди сложили уважительно, чего-то пробормотали, извиняясь. Возникают какие-то понятия, возникают… Если бы я мог уйти? Может быть, начал всё заново. Хаос беспределен, но и мысль разумная бесконечна, надо лишь помочь им работать вместе, соединить порядок и волшебство, создать между ними буфер. Теперь-то я лучше понимаю, что и как надо делать. Если бы принял кто-то мою ношу – сам, добровольно. Она нелёгкая, конечно.

– Да говори уж, – пробормотал Эрик.

– Любой отец мечтает о том, чтобы сын продолжил его дело, – сказал Обжора небрежно. – Ну, конечно, если душа к тому лежит, если способности есть… Без души за такое дело браться никак нельзя!