Сергей Лукьяненко - Не место для людей [litres]

Отчего-то Виктора вдруг пронзило острой жалостью, словно там, преграждая им путь, рухнул его хороший давний друг.

Старый друг, старый друг…

Когда-то их было много. Молодых, весёлых, отважных. Они ходили в походы, лазали по скалам, сплавлялись на байдарках, карабкались по отвесным фасадам в окна девичьего общежития, ну, выпивали, не без того, разводя медицинский спирт, легко добываемый в славные ординаторские года.

А потом их становилось всё меньше и меньше.

Лихие девяностые собирали кровавую дань с его поколения. Кто «не вписался в рынок», кто эмигрировал, кто вообще бросил всё и ушёл неведомо куда; а ты, Крылатый Владыка, скрывшийся в Срединном Мире, кому из своих друзей ты помог, кого вытащил со дна, кого спас от пьянства, от рэкетиров, от чёрных риэлтеров, от жуликов АО «МММ» и им подобных? Что ты сделал для них? Ты вообще о них вспоминал? Ну ладно Вика, ты её никогда не любил.

Но Колька Панин? Сашка Сергеев? Антоха Чекмыльский?..

Ты четверть века прячешься здесь, Дракон. Легко и просто властвовать, когда ты – единственный из всех – способен расправить могучие крылья, встретить огнём и стрелу, и заклинания.

А помочь друзьям в оставленном позади огромном мире – мире, где ты родился?

Тебе наплевать, что Панин потерял все деньги в бурных аферах начала девяностых, расстался с квартирой, запил и чуть не умер от цирроза печени, словно торопясь уйти на тот свет, а теперь ведёт жалкое растительное существование в глухой владимирской деревушке, куда его «выписали» те, кто забрал за долги его московское жильё?

И хорошо ещё, что просто «выписали», а не сбросили в канализацию мёртвое тело.

И остальные! Ты блаженствовал в барской усадьбе, карал и миловал, пока Антоха Чекмыльский бедовал с парализованными родителями, на грошовой зарплате участкового терапевта – а ведь именно он искал тебя, не жалея сил, когда Тэль увела тебя с Изнанки, его забота не дала маме сойти с ума от ужаса и неизвестности…

Рухнувшее дерево перегораживало путь. Ветки ещё подрагивали, словно в предсмертной агонии; конечно, так делают партизанские засады, но что они ему, мчащемуся на быстрых крыльях?.. Да и Тэль – Единорог играючи перемахнёт эту смешную преграду.

Не пора ли всё-таки вспомнить, что ты оставил позади куда больше, чем одну лишь маму?.. Для неё вы сплели успокоительную сказку, наркотическое враньё – а для остальных? Ты утверждал справедливость в Срединном Мире – как насчёт того, чтобы помочь и Изнанке?..

Почему-то эта мысль вдруг показалась очень важной – нет, она на самом деле была очень важной; а в следующий миг, когда белый единорог взмыл, почти воспарил над преградой, ветви ринулись на него, обхватили, оплели, вжимая в тёмную землю.

«Вик!..» – и беззвучный крик оборвался.

Первое, что испытал Виктор, были даже не страх и не гнев, а горькая, жгущая изнутри обида. Ловушка! Западня, расставленная на него, сотканная из его же памяти!.. Капкан, в который он угодил с размаху, словно драконий птенец, едва выучившийся летать!..

Переворот. Ветки-лапы потянулись к нему; где-то в их глубине бьётся белый единорог, он уже едва заметен; привычно заклокотало пламя в горле, поток его ударил чуть правее от шевелящегося и дёргающегося живого клубка.

Многоголосый хрип и вой. Так, наверное, могли бы кричать сжигаемые глисты-паразиты, будь они на это способны; второе дерево начало крениться рядом, так и норовя ещё в падении пронзить его острыми сучьями.

Виктор извернулся, взмыл выше, ответил второй струёй пламени.

«Как Дейенерис в Королевской Гавани…»

Нотти обожала этот сериал, несмотря на отцовское возмущение по поводу «неприличностей».

«Брось, – внушала ему тогда Тэль, – девочка должна знать, что такое хорошо в любви и что такое плохо».

…Второе дерево, получив удар огненным потоком, переломилось пополам и распалось ещё в воздухе, не достигнув земли – драконье пламя не оставляет пепла.

– Тэль!

Он ударил всей массой закованного в чешуйчатую броню тела. Лица друзей, так некстати заплясавшие перед мысленным взором, рассыпались и таяли, оставались лишь ярость и ужас.

Ужас перед тем, что он мог оказаться недостаточно быстрым.

Гномий Путь – железная дорога, опутавшая почти что весь Срединный Мир, – в лишней охране не нуждался. Холодное железо, пар и электричество сами по себе отпугивали магических тварей и ослабляли заклинания. Ну а уж если кто-то решался проверить железку на прочность, ограбить поезд или учинить какое иное злодеяние – у каждого гнома, от проводника и уборщика до самих кочегара и машиниста, висели на поясах короткие походные топорики с раскладной ручкой и были припрятаны поблизости знаменитые многозарядные арбалеты.

А боевой сноровке и лихой дурости гномов позавидовал бы любой берсеркер. Любили гномы подраться, чего уж скрывать.

Но охрана на каждой станции тоже имелась. И вот сейчас старший патрульный Сапур, никогда не блиставший знанием механики, но по праву считавшийся отменным бойцом, с любопытством наблюдал за вошедшим в здание вокзала мальчиком. Было тому лет тридцать или двадцать, а может, и того меньше – с точки зрения гнома любой человек младше пятидесяти выглядел несмышлёным надоедливым ребёнком.

При всём том юноша был высок, мускулист, на подбородке пробивались первые жидкие волосёнки (Сапур погладил бороду, снисходительно глядя на паренька), одет в дорогие чёрно-белые одежды, при шпаге – оружие смешное, не для реального боя, а лишь чтобы показать право и знатность. Маг, похоже. Вот только никаких клановых знаков. Стихийный? Природный? Ещё не определился? Сапур оторвался от стены, привалившись к которой коротал смену. Стоять у настоящего живого камня было приятно, он придавал сил и приятно холодил тело.

– Чем помочь юному магу? – скрипуче спросил Сапур.

От природы он обладал приятным мягким баритоном и в кругу друзей не выпендривался, брал мандолину и пел романтические баллады, не брезгуя даже человеческими и эльфийскими. Но люди почему-то настороженно относились к гномам, которые в разговоре не скрежетали, будто мельничные жернова, не брызгали слюной и не пучили глаза. Зачем же их разочаровывать?

– Крепкого камня, крепкого пива, крепких врагов, старший патруля, – сказал юноша. Без подобострастия и заискивания, но зато на старом языке и в меру вежливо. – По праву гостя и клиента прошу, проводи меня к станционному или иному гному, который главный здесь и чьё решение конечно.

Сапур крякнул. Маг ты или богатей, но вот так просто войти с улицы и тут же попасть на приём к станционному? Много чести!

Однако мальчик сформулировал свою просьбу так, что не отказать.

– Иди за мной, маленький волшебник, – сказал Сапур в полной уверенности, что маг не настолько хорошо знает старый гномий, чтобы уловить нюансы.