Владимир Матвеев - Своя-чужая война [litres]

В последних словах магистра прозвучала не только забота учителя о своем ученике. Услышав их, девушка вдруг покрылась румянцем, а князь едва заметно улыбнулся, но заострять на этом внимание не стал.

– Ардаль, – нашел он взглядом командира Разящего. – После того, как решим вопрос с лучниками и рыцарями, мы пойдем в атаку. Рузейцы наверняка тоже. Но даже если останутся на месте, твоя задача – постоянно беспокоить их стрелами. Устрой карусель, как вы можете.

– Да, мой князь, – гулко ударил в грудь Гранит.

– Граф, – незадействованным оставался только корпус Багота. – Ваши тысячи – резерв. В случае победы – не давать противнику уйти. Отрезать ему пути отходов и не бояться бить в спину. Здесь нет никакой потери чести. С чистыми руками войну не выигрывают, и я оставлять за спиной пусть и побитого, но озлобленного противника не собираюсь. Его потом еще выискивать по окрестностям хурги знает сколько. Но и бросивших на землю меч просто так резать не стоит.

– Я понял вас, князь, – кивнул Илий Скороход. – И полностью с вами по этому поводу согласен.

– Ну, а если нам придется попятиться, – развел руками Атей, – то вам прикрывать наши спины. Но об этом лучше и не думать.

И еще раз обведя взглядом командиров, Призрак закончил:

– Начинаем через четверть часа по сигналу рога.

Сколько ни жди сигнала к началу того или иного действа, он всегда звучит неожиданно, особенно когда после этого сигнала придется схлестнуться в смертельной схватке с врагом.

Звуки боевых рогов прозвучали так громко, что, казалось, были слышаны по всей Тивалене. А как только они стихли, от одной из групп разумных, что стояли кружком в освобожденном для них передовыми воинами проходе, высоко вверх взлетела небольшая искорка. Вначале она оставляла за собой небольшой дымный след и была какое-то время видна. Но скоро след рассеялся. Исчезла в вышине и сама искорка, однако напряжение и ожидание чего-то грандиозного, что излучали легионеры князя Сайшат, наоборот, только стало нарастать.

– Ой, сейчас что-то будет, – раздался голос. – Княжна, чуется, спустила с поводка свою Силу.

И словно в подтверждение слов воина, та самая искорка, которую, возможно, еще и видели некоторые самые глазастые личности, вдруг с резким хлопком взорвалась и материализовалась в огромную огненную птицу. Многим присутствующим на этом поле она уже была знакома по Карпейну. Некоторые из них даже ощутили тогда жар ее крыльев и ее дыхания на себе. Вот только сейчас она не стала кружить в поисках добычи. Она ее уже видела. Ее целью было не устрашать. Птица присматривалась к жертве. Настало время охоты.

Феникс, сложив крылья, словно атакующий беспечного зайца кречет, с громким клекотом стал стремительно падать в задние ряды рыцарского клина. Уже будучи практически над их головами, он резко изменил направление полета с вертикального на горизонтальный и, как огненная стрела хлипкий сухой стог, прошил строй конницы с одного фланга на другой. А потом вновь устремился вверх, чтобы набрать высоту для новой атаки.

В мгновение ока пятая часть латной конницы превратилась в горящих заживо всадников и лошадей. Рыцарские кони – обученные и сильные животные – превратились в дикий табун практически неуправляемых обезумевших животных. Их седокам оставалось только одно – удержаться на их спинах и постараться направить своих четвероногих боевых товарищей в сторону даргасцев. Вот только была проблема – перед ними стояли альвийские лучники. Правда, проблемой это было только для самих лучников.

Какими бы бездушными, не боящимися смерти ни были драуги, но животное чувство самосохранения, видимо, было присуще и им. Едва только в небе расправил свои крылья феникс, они тут же начали стрельбу. Словно механические машины, они стали посылать одну стрелу за другой в сторону легионеров, которые уже успели прикрыться щитами, отчего ровные коробки княжеских воинов стали похожи на больших бронированных зверей, что свернулись и приникли к земле, защищаясь от хищников. Но успели сделать измененные запретной магией недавние разумные в сторону этих «броненосцев» едва по три-четыре выстрела. Быстро поняв, откуда им в настоящий момент исходит бо́льшая опасность, они резко развернулись и начали прореживать своими оперенными убийцами уже своих союзников.

Однако остановить обезумевший клин было уже просто невозможно.

Как весеннее половодье сносит хлипкую плотину, так и рыцари разбили и разметали строй лучников-драугов. Хотя бездушные создания, ведомые заложенными в них инстинктами, все же умирали не просто так. Еще до того, как их начали втаптывать в землю свои же союзники, они успели практически в упор выпустить по ним по паре стрел. И половина из них нашла свои цели. Да и потом не стали безропотно ложиться под копыта лошадей: они подрезали коням сухожилия на ногах и полосовали их по чувствительным носам. Подныривали под них, вспарывая животы. Скидывали наездников и втыкали им под латные юбки и в щели забрала короткие клинки и мизерикордии. И когда порядки смешались, наполняя окрестности криками боли, звона оружия, ржания умирающих коней, в эту толпу с громким ликующим криком вновь упал феникс.

Пройти строй драугов смогла, наверное, лишь треть всей латной конницы рузейцев. Но она не остановилась, а устремилась далее, на порядки войска князя Сайшат, при этом часть из них еще продолжала гореть. И пусть это был уже не всесокрушающий рыцарский клин, а просто конная толпа тяжелоодоспешенных воинов, менее опасной она стала едва ли. Поэтому, когда до первых всадников оставалось буквально по четыре-пять десятков шагов, хирд легиона «верных», принимая удар, ощетинился длинными копьями. И пройти этот острый частокол смогли уже единицы атакующих, и то это были те, кто уже на мертвых, утыканных копьями животных, буквально переваливался за первые три ряда воинов. Ну а спешенный рыцарь в своем тяжелом доспехе – это в принципе уже и не воин вовсе. Особенно когда он оглушенный при падении пытается встать на ноги, не соображая, где свои, а где враг.

Сводное войско рузейцев и иставцев было лишено главных своих ударных сил, но до победы было еще далеко. Хоть и продолжал еще бесноваться в поле феникс, перейдя к атаке пешцов, но уже было видно невооруженным взглядом, что он теряет свой напор и свою силу. Яркость его огненных перьев стала заметно бледнее, жар от них уменьшился, а движения стали медленнее. Казалось, птица пресытилась жертвами и желает теперь лишь одного – переварить где-нибудь пищу, что досталась ему в результате этой славной охоты.

И словно подтверждая это, находившаяся в кругу магов Дарина стала плавно оседать на землю.

– Я все, – только и успела сказать княжна, когда ее подхватили крепкие руки гвардейцев князя Сайшат, чтобы унести к целителям.