Глен Кук - Крепость во тьме [книги 1, 2, 9] [сборник litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Бедная Верная…

Что ей теперь делать? Как выбраться из Джебала без лошади для Мисра?

Окутанные янтарным сиянием звери продолжали реветь. Великая Смерть – жестокая смерть. Она выворачивала их мускулы, пока не сломались кости.

Рев и вопли наконец прекратились.

Послышались отдаленные голоса.

Нариман поспешно собрала пожитки и вскарабкалась по стене каньона, найдя каменный выступ, с которого можно было увидеть происходящее внизу.

Ну и твари! Она вспомнила их размеры и запах, и ей стало дурно.

Внизу появились вооруженные рабочими инструментами люди. Увидев зверей, они испугались. Нариман несколько раз услышала слово «шагун».

– Вот так и думайте, – пробормотала она. – Пусть вам не приходит в голову, что в Джебале появился кто-то чужой.

Дрожь прошла. Поблагодарив Каркура, Нариман двинулась вдоль горного склона.

Кем были те звери? Люди их боялись. Она шагала, не выпуская из руки саблю.

Люди пришли из лагеря лесорубов. Они тащили бревно по дороге в сторону каньона. Зачем? Она пожала плечами. Вероятно, это требовалось повелителям.

Миновав лагерь, она пошла по дороге дальше.

Ближе к вечеру она услышала стук копыт и скользнула в кусты:

– Проклятье! – Всадник держал две ее стрелы и седло Верной. Она схватила лук и выскочила на дорогу, крича: – Эй! Подожди!

Всадник натянул поводья и оглянулся. Она помахала ему. Он развернулся.

Стрела попала точно в цель. Всадник обмяк и повалился назад. Лошадь метнулась вперед. Нариман схватила ее за поводья, а затем затащила тело в кусты, гадая, скоро ли его хватятся.

Стены каньона становились все ближе. Ручей иссяк. Она достигла вершины. Дорога вела вниз, туда, где в воздухе висела дымка от множества очагов.

Она ехала два дня. Ей никто не попадался, кроме людей, тащивших по дороге бревна. Их она избегала. На второй день она поднялась на поросший соснами хребет и увидела город.

Ее мучили мысли о Мисре. Стоило ли сейчас туда спускаться? Новости из лагеря лесорубов наверняка еще сюда не дошли. Но его могло там и не оказаться, а она устала и не смогла бы решительно действовать, случись что-то непредвиденное. Да и мысли слегка туманились.

Она съехала с дороги и устроилась на привал, жалея, что не может развести костер. Ночи в горах были холодными.

– Я бы душу продала за приличную еду, – проворчала она, жуя сухое мясо.

Ей снова снились сны, в которых она видела город, в том числе дом, где держали детей. Она видела также дом, где жили шагуны, и башню за городом, вид которой не предвещал ничего хорошего.

Проснувшись, она уже точно знала, что делать. Когда наступит ночь, она проникнет в город, ворвется в детский дом и заберет Мисра. Потом она сбежит и устроит засаду на дороге, надеясь, что первым встретит именно ее шагуна.

Но план тут же рухнул. Лошадь оборвала привязь, и след ее вел в сторону города.

Что они подумают? Начнут ли выяснять, куда исчез всадник? Конечно. Лучше убраться подальше.

Она двинулась на юг, вокруг города, то и дело обходя попадавшиеся вдоль дороги фермы. К ночи она снова выбилась из сил.

Но что-то нужно было делать уже сейчас. Времени больше не оставалось.

Где раздобыть лошадь? Все ее надежды держались на том, чтобы скрыться от преследователей.

Она расположилась на привал возле городской черты.

– Каркур, разбуди меня, когда придет время.

Ночь была темной и безлунной. Звезды скрылись за облаками. Нариман проснулась, вся дрожа.

Улицы казались дивными девушке, никогда не ходившей по мостовой. Стук каблуков сапог о камни эхом отражался от стен.

– Слишком тихо, – пробормотала она. – Где собаки?

Не было слышно ни лая, ни воя. Ни одна собака не вышла на улицу. Нервы Нариман напряглись до предела. Ей казалось, будто кто-то за ней наблюдает, будто город – ловушка, которая только и ждет, когда она схватит приманку. Нариман то и дело вытирала вспотевшие ладони о бедра, оглядываясь по сторонам.

Она обошла стороной жилище шагунов, приближаясь к детскому дому. Почему детей держали отдельно от других? Там ли прятали малышей вроде Мисра? Город казался ей чуждым и непостижимым, и она даже не пыталась его понять.

Услышав за спиной шорох ткани, Нариман развернулась, инстинктивно выставив перед собой саблю, – и очутилась лицом к лицу со смертельно раненным шагуном.

Оседая на мостовую, он поднял руку в перчатке и пошевелил пальцами. Колдовство! Она отрубила руку, вонзила острие в шею, а потом продолжала рубить, снова и снова, давая выход возбуждению и страху.

«Что я делаю?» – подумала она. Он был немногим старше ее. Нариман вдруг охватила жалость.

Она огляделась. На улице было все так же тихо. Неподалеку от тела виднелся подходящий переулок.

«Что он тут делал?» – подумала Нариман. Судя по тому, что она видела во сне, по улицам никто не ходил после наступления темноты, за исключением ночного стража с особыми полномочиями.

Или их встревожила лошадь? Появятся ли еще шагуны? В душе у нее все сжалось.

Возможно, отец и аль-Джахез были правы. Возможно, женщине не следовало заниматься подобными вещами.

– И возможно, мужчины чувствуют себя при этом точно так же, как и я, – пробормотала она, затаскивая тело в тень. – Дай мне час, Каркур.

Она пошла дальше, к детскому дому.

Дверь была заперта изнутри на засов. Вторая дверь оказалась столь же неприступной. В дальнем конце дома обнаружилась третья, но Нариман предположила, что и она заперта.

Наверху виднелись окна второго этажа, некоторые с открытыми ставнями. Если попробовать…

Она метнулась в тень, сжавшись в комок и выставив перед собой оружие. В ее сторону кто-то шел. Шагун! Они что, все патрулировали улицы?

Он прошел в десяти футах от нее. Нариман затаила дыхание. Что они делают? Ищут ее? Или ее страх напрасен?

Между детским домом и зданием слева от него виднелась подворотня шириной в шесть футов, наверх которой поднималась лестница. Площадка располагалась как раз напротив окна детского дома. Спрятав пожитки под лестницей, Нариман двинулась наверх. Лестница скрипнула, но она не обратила на это внимания. Все ее мысли были о Мисре.

Окно было открыто, и его отделял от площадки всего лишь шаг. Нариман перекинула ногу через перила.

Кто-то открыл дверь, к которой вела лестница, и площадку залил свет. Из дверей вышел толстяк:

– Эй, ты, что…

Нариман ударила его саблей. Он схватился за клинок, и она едва не упала, потеряв равновесие. Вцепившись в затрещавшие перила, она прыгнула к окну.

Толстяк пошатнулся, потянулся к ней и перевалился через перила. Схватившись за раму окна, Нариман посмотрела вниз. Толстяк корчился на мостовой.

– Каркур, не дай ему поднять тревогу.