Максим Ельцов - Интриги дядюшки Йивентрия [litres]

На горизонте появились две яркие звездочки и стали, подпрыгивая и вихляясь, приближаться. Вполне логично было предположить, что это фары автомобиля, но тогда становилось непонятно, почему он двигался таким нерегулярным образом по прямому, как страдающая артритом змея, шоссе. Наученный горьким опытом и теперь не очень доверяющий шоферской братии, Йозефик на всякий случай отошел подальше от дорожного полотна. Даже густые заросли репейника его не смутили, напротив, подарили чувство безопасности. Будто эти жалкие отростки флоры, существующие всего несколько десятков миллионов лет, могли что-то сделать против оголтелых механизмов с двигателями внутреннего сгорания, извергнутых из ужасающих глубин человеческого разума прямо на дороги общего пользования.

Пока фары приближались Йозефик мучил себя размышлениями о возможности встретить за рулем неизвестного авто еще одного безумца. Когда рождался очередной довод в пользу этого предположения, он тихонько скулил и делал еще один шажок вглубь зарослей, и чем дальше он удалялся, тем сильнее было желание и вовсе задать стрекача. Убежать подальше в поля и спрятаться под лопухом поразлапистее. Пораженческие настроения были побеждены продолжительным урчанием в животе. Чувство голода заставило Йозефика уверенными шагами теряющего сознание человека приблизиться к дороге. Трудно понять, почему приближающийся автомобиль ассоциировался у него с пищей, ведь железо и газолин не очень аппетитны и не должны вызывать обильного слюноотделения и лихорадочного блеска в глазах. Во всяком случае, железо уж точно.

Можно еще долго разбираться в мыслительных процессах виртонхлейновской бестолковки, но проще будет просто сравнить его поведение с поведением бродячей собаки: с одной стороны, не хочется получить в ребра сапогом, а с другой – ну уж очень аппетитно пахнет «та штука у них в авоське».

Если нерешительность Йозефика объяснялась красочным, хоть и скудным жизненным опытом, то безразличная решимость водителя пока неведомого авто диктовалась исключительной монотонностью этого самого опыта. Решение подобрать попутчика было принято еще до того, как он смог этого попутчика толком разглядеть. Точнее сказать, шоферу уже давно хотелось подобрать какого-никакого попутчика, так как скука загрызла прямо-таки. И еще очень хотелось спать. Благодаря недавно выбитой профсоюзом работников шоферского дела поправке он имел право находиться за рулем до тридцати шести часов подряд – не много по меркам профсоюза, но все же лучше, чем старый тридцатидвухчасовой рабочий день. Тридцать два часа – это же курам на смех. К сожалению, жажда наживы никак не способствовала отдыху, и шоферов постоянно клонило в сон. Даже установленный между водительским и пассажирским сиденьями никелированный бак с кофе невероятной вместимости особого облегчения не приносил.

Плавно нажав на тормоз, водитель зачерпнул полную кружку кофе, и к моменту, когда грузовик остановился возле увешанного репейниками Йозефика, ее содержимое уже омывало внутренние органы. И невежливо понукало содержимое предыдущей кружки покинуть помещение.

Шофер выпрыгнул из кабины, с хрустом потянулся, попинал колесо в качестве дани традиции, подошел к обочине и начал справлять малую нужду, которая оказалась весьма большой, во всяком случае, по литражу. В процессе орошения придорожной растительности он насвистывал примитивный мотивчик из разряда «Крутил баранку – волки посадили» и любовался звездным небом красными от недосыпа глазами.

– Ты случаем не из этих? – Шофер неопределенно махнул рукой в сторону вырисовывающегося на фоне звездного неба темного здания Луприанского психиатрического хосписа строгого режима № 29 и с некоторой опаской скосил глаз на Йозефика.

– Если вы имеете в виду это милое заведение на холме, то нет, я не оттуда, – не моргнув глазом соврал Йозефик. – Но знаете, как говорится, у всех свои тараканы в голове.

Очарованный собственным остроумием, он улыбнулся, что вкупе с голодно блестящими глазами и общим потрепанным видом завершило образ беглого сумасшедшего. Выбирать попутчика было особенно не из кого, поэтому шофер пожал плечами, и звонкий поток забарабанил по лопухам с новой силой.

– Тогда залезай. Подброшу.

– До Лупри?

– Ну, это как повезет. Я в Лупри только проездом, а так на юг двигаю.

Йозефик нахмурился от тщетных попыток вспомнить, где находится проклятый Келпиел-зи-Фах с хладным трупом его дядюшки. Память отказывалась выдавать информацию, которой никогда не обладала.

– А Келпиел-зи-Фах на юге? – с робкой надеждой спросил он.

– С каких это пор Келпиел на юге? Эта треклятая дремучая дыра на севере, в предгорьях этих, как их там? Ну, гор, короче. Заповедник монархизма. – Шофер возмущенно плюнул, будто какой-то коварный монарх ему в суп написал.

– Значит, на севере. – Мечта заполучить в наследство виллу на солнечном морском берегу сделала ручкой. – Хотя бы до Лупри подбросите?

– Ага. Залазь.

Поток иссяк, и скрипнула молния. Шофер чертыхнулся и начал странно дергаться, не убирая рук из области ширинки. После облегченного вздоха он обернулся к Йозефику с заговорщическим видом.

– Пипку прищемил.

– Да что вы говорите, – только и смог выдавить Йозефик, пытаясь вскарабкаться в кабину.

Задача была не из легких. Новые грузовики вообще были труднооседлываемым транспортом. Неизвестный инженерный гений с садистским удовольствием разместил подножку на высоте груди взрослого человека, поэтому без определенной акробатической подготовки можно было сказать «прощай» мечте оказаться внутри хромированного и лакированного мастодонта дорог. Не желая рисковать целостностью штанов, Йозефик утвердил на асфальте свой чемодан и уже с него покорил кабину. Потом пришлось помучиться и повисеть вниз головой во вздувающих вены на лбу попытках дотянуться до багажа. Наконец его усилия увенчались успехом, и он втащил свое многострадальное имущество в кабину и смог расслабить свои не менее многострадальные телеса.

Шофер, несмотря на его отнюдь не великанские габариты, оказался в кабине как по мановению волшебной палочки. Без лишних усилий, это точно. Утвердившись на своем рабочем месте и поудобнее пристроив профессиональный геморрой [3], он без задней мысли протянул Йозефику руку – освободительницу пипки из цепких лап молнии.

– Реджо Кетр. Старший, естественно.

– Йозефик вир Тонхлейн. Последний, полагаю, – не смутившись, пожал протянутую руку молодой человек.

Кетр завел двигатель, и стальное чудовище нехотя поползло вперед. Внезапно он нажал педаль тормоза, при этом крышка никелированного кофейного бака откинулась, а Йозефик прикусил язык.