Джеймс Блиш - Поверхностное натяжение [сборник litres]

– Если часть Книги является ложью, то ничто не мешает сказать, что вся Книга ложна, – веско сказал Волеизъявитель, – и тогда мы потеряем даже то, что ты называешь «половиной наших знаний», хотя для тех, кто смотрит на мир незамутненным взглядом, это и есть все наши знания.

Внезапно Ионаф вышел из себя.

– Так теряйте же! – закричал он. – Давайте забудем все, что мы столь старательно зазубрили, вернемся к основам, и научимся всему заново, а потом продолжим учиться на своем собственном опыте. Волеизъявитель племени! Ты старый человек, но некоторые из нас еще не забыли, что такое любопытство.

– Молчи! – сказал Волеизъявитель. – Мы услышали достаточно. Призываем к ответу Аляскона Навигатора.

– Большая часть Книги со всей очевидностью является неправдой, – безучастно сказал Аляскон, поднимаясь с места. – Как настольная книга мелкого ремесленника, она дала нам многое. Как руководство по творению и устройству вселенной, – это, по-моему мнению, полная бессмыслица. Ионаф слишком мягко о ней высказался. Ни для кого не секрет, что я так считаю, и я не изменю своего мнения.

– И заплатишь за это, – сказал Волеизъявитель племени, тяжело моргая, глядя сверху вниз на Аляскона. – Чари Чтец.

– Мне нечего сказать, – ответил Чари, не вставая и даже не подняв глаз.

– Ты не будешь отрицать обвинений?

– Мне нечего сказать, – повторил Чари, но затем запрокинул голову и посмотрел отчаянными глазами на Волеизъявителя племени. – Я умею читать, Волеизъявитель. Я вижу слова в Книге Законов, которые противоречат друг другу. Я указал, где они. Это факт, эти противоречия четко видны в книге. Я не говорил ничего плохого, не сеял ложь, не учил неверию. Я лишь показывал людям очевидные факты. Вот и все.

– Сет Игольщик, твой черед.

Охранники вежливо убрали руки, закрывавшие рот Сета. Он успел укусить их несколько раз, пока ему не позволили говорить. Однако Сет тут же принялся вопить.

– Я не имею ничего общего с этими людьми! Я – жертва слухов, завистливых соседей, кузнецов, которые не в состоянии соперничать со мной! Никто не может сказать обо мне ничего плохого, кроме как то, что я продавал иглы этому кошельщику, но продавал их безо всякого умысла. Обвинения, выдвинутые против меня, – это ложь, сплошная ложь!

Ионаф, пылая гневом, вскочил на ноги, но затем снова сел, пытаясь подавить в себе желание выкрикнуть в ответ что-то злое. Какая теперь в конце концов разница? Свидетельствовать против этого юнца? Это не поможет другим, а если Сет пытается с помощью лжи избежать Ада, то, возможно, что-то у него да получится.

Волеизъявитель племени посмотрел на Сета сверху вниз с тем же выражением гневного неверия, которое он адресовал Ионафу.

– Кто вырезал святотатства на твердой коре рядом с домом Хоси Законодателя? – спросил он. – Это сделано острыми иглами, и есть свидетели, которые видели, чьи руки эти иглы держали.

– Опять ложь!

– Иглы, найденные в твоем доме, соответствуют проделанным бороздам, Сет.

– Они не мои… Или были подброшены! Я требую, чтобы меня освободили!

– Тебя освободят, – холодно сказал Волеизъявитель. Никто не сомневался в том, что он имел в виду. Крики Сета перемежались отчаянными стонами. Руки стражей крепко закрыли его рот. – Матильда Собирательница, суд готов выслушать твои возражения.

Молодая женщина нерешительно встала. Ее мех уже практически высох, но она все еще дрожала.

– Волеизъявитель, – сказала она, – я видела то, что показывал мне Чари Чтец. Я сомневалась, но то, что сказал Ионаф, вернуло мне уверенность. Я не нахожу вреда в его учениях. Они позволяют забыть о сомнениях, вместо того чтобы, по твоим словам, взращивать их с новой силой. В них нет никакого зла, и я не понимаю, почему это считается преступлением.

Ионаф посмотрел на нее с восхищением. Волеизъявитель тяжело вздохнул:

– Мне жаль тебя, – сказал он, – но как Волеизъявитель племени я не могу трактовать невежество в знании Закона как невиновность. Однако мы будем милосердны ко всем вам. Отрекитесь от вашей ереси, подтвердите свою веру в Книгу, во все, что в ней начертано – от корки до корки, – тогда вас просто изгонят из племени.

– Я отрекаюсь! – закричал Сет. – Я никогда в это не верил. Это все сплошное святотатство и ложь, от начала до конца! Я верю в Книгу, во все, что там написано!

– Ты, Игольщик, – сказал Волеизъявитель, – лгал до этого Суда и, скорее всего, лжешь и сейчас. На тебя прощение не распространяется.

– Гадкая змеиная гусеница! Чтоб твой … умммф.

– Кошельщик, каким будет твой ответ?

– Мой ответ – нет, – холодно сказал Ионаф. – Я сказал правду. А от правды невозможно отречься.

Волеизъявитель окинул взглядом остальных осужденных.

– Вы трое, внимательно обдумайте свой ответ. Разделять еретические воззрения означает разделять кару. А наказание не будет менее строгим по той лишь причине, что не вы выдумали эту ересь.

Последовало долгое молчание.

Ионаф с усилием сглотнул, пытаясь избавиться от кома в горле. Храбрость и вера, стоящие за этим молчанием, заставили его съежиться и почувствовать себя таким беспомощным, каким он еще никогда не был. Внезапно он понял, что остальные трое хранили бы молчание, даже если бы отступничество Сета не придало им уверенности в своей правоте. Смог бы он поступить так же, как они?

– Тогда мы произносим приговор, – сказал Волеизъявитель. – Вы все как один приговариваетесь к одной тысяче дней в Аду.

Со всех сторон арены, где незаметно для Ионафа уже собралась молчаливая толпа, раздался дружный вздох. Он не удивился этому звуку. Приговор был самым суровым в истории племени.

Хотя это мало что значило. Никто никогда не возвращался даже после ста дней в Аду. Никто вообще никогда оттуда не возвращался.

– Отвяжите подъемник. Все они отправятся вниз вместе со своей ересью.

Корзина, качаясь, спускалась вниз. Последнее, что увидел Ионаф в верхнем мире, были лица людей в небольшом отверстии, образованном сплетением лиан, внимательно наблюдавшие за спускаемыми вниз преступниками. Затем после очередного поворота лебедки корзина рухнула вниз еще на несколько ярдов, и лица исчезли.

Сет стонал на дне подъемника, свернувшись в ком и закрыв нос и глаза кончиком хвоста. Больше никто не издавал ни звука, молчал и Ионаф.

Сгущающийся вокруг мрак был исполнен тишины. Редкие внезапные крики крылягв лишь подчеркивали эту тишину, нисколько ее не разгоняя. Казалось, что свет, проникавший сюда между густыми рядами деревьев, через которые лианы проторяли свои длинные извилистые пути, практически целиком поглощался сине-зеленой дымкой. Колонны древесных стволов, эти «строительные» столбы верхнего мира, окружали их повсюду, и были такими зыбкими в этом слабом свете, что невозможно было определить скорость их спуска; лишь нерегулярные резкие падения корзины давали понять, что они все еще движутся вниз. Корзина раскачивалась в воздухе в сложной последовательности пересекавших друг друга знаков бесконечности, следуя движениям планеты, – маятник Фуко, уносивший с собой пять жизней.