Александр Шапочкин - Варлок: Варлок. Поле боя. Фаворитки [сборник litres]

Новость о смерти племянника, как, впрочем, и о том, что, убив его родственника, Косарь выпятил над собой какого-то юнца, застала Деда Абу ещё в постели. Кряхтя и поминая шайтана, старый чеченец растолкал клонов, каждая из которых была создана по образу и подобию его давно уже умерших любимых жён и которые, несмотря на все их возможности, служили всего лишь грелками в его постели.

Негоже было настоящему мужчине и воину, пусть годы давно уже взяли своё, даже думать о том, чтобы заняться чем-то подобным с безвольными куклами. Выбравшись, наконец, из-под одеяла и вставив ступни в любимые тапочки, он посмотрел на дверь, в которой, застыв словно бы изваяние, пожирая глазами прекрасных обнажённых пустышек, так и остался стоять Рашид, заставив Абу задуматься над тем, так ли были правы родители этого юнца, выбрав для него это имя.

– Иди, Рашид, – грозно, впрочем, как обычно, приказал он. – Я слышал всё, что нужно. Скажи Зауру, чтобы собирал совет.

– Как прикажете… – оторвав наконец взгляд от прелестей клонов, которые те, не имея стыда как такового, даже и не думали скрывать, парень захлопнул дверь, и из коридора послышался дробный топот удаляющихся ног.

Старик молча посидел некоторое время, затем хмуро посмотрел на своих «кукол», подмечая цепким взглядом первые появившиеся на их всё ещё молодых телах и лицах морщинки, а также другие, почти незаметные глазу дефекты кожи. Затем вспомнил взгляд молодого парня, которым тот буквально пожирал их… и скривился от отвращения.

– Лайла, Иман. Код: сто семьдесят три, семьсот девяносто четыре. Исполнять!

Клоны, услышав заложенную ещё при создании команду, послушно развернулись и неторопливо направились в ванную комнату. Дед Абу проводил их взглядом до тех самых пор, как за ними не закрылась дверь, и с трудом встав на старые, давно уже больные ноги, накинул на тщедушное, потерявшее былую силу тело халат. Прислушался к зажурчавшей в ванной воде и кивнул своим мыслям.

– Абдула! – рявкнул он, и как только бородатый мужчина появился в дверях, тихо, не в пример молодому бойцу растворив их, произнёс, кивнув в сторону двери в ванную: – Тела как обычно отдашь китайцам. Пусть делают с ними что хотят, а затем скормят своим свиньям. И закажи у Кацураги новых. Вот ещё что…

– Слушаю, мой господин? – поклонился немногословный Абдула.

– Рашид же нохча только наполовину? По матушке?

– Истину говорите, – с достоинством произнёс правая рука Деда Абу. – Отец – казах.

– Вот и хорошо, – улыбнувшись первый раз после пробуждения, произнёс старик. – Парень он молодой, статный.

Он замолчал, а затем жёстко добавил:

– Сегодня он принёс мне плохую весть и сам глубоко обидел… Выхолостите, но по-живому, так чтобы помнил, усыпите и продайте туркам. У них всегда есть спрос на евнухов. И пришли почистить тут…

– Будет сделано… – Дверь бесшумно закрылась.

Дождался, покуда двое молчаливых охранников в дорогих деловых костюмах вынесут из его ванной комнаты мешки с трупами, в нос, шибанул неприятный запах свежего кала. Постояв немного и дождавшись, покуда тела унесут подальше, Дед Абу медленно вышел из комнаты. С годами обоняние у старого волка притупилось, но всё ещё было достаточно чутким, чтобы услышать расползающийся из ванной комнаты зловонный запах.

Остановившись перед окном своей огромной, угловой квартиры, нескромно расположившейся в доме номер двадцать восемь по Тверскому бульвару, он несколько секунд смотрел на памятник русскому-мавру и на суетящихся у его постамента людей. Герой своего гордого народа и живой символ его борьбы за независимость, Абу Айдамирович Вацураев находил странное, почти мазохистское удовольствие рассматривая мирную, сытую и спокойную жизнь своих бывших врагов.

Бывших… как много в этом слове смыслов для старого человека. Бывшие друзья, бывшие враги, бывшая семья… Своих двух красавиц жён старый чеченец потерял ещё в годы Третьей мировой войны, когда объявившая независимость Чеченская Республика Ичкерия выступила против новорожденной Империи. Тогда, после взаимных ядерных ударов, русские, да как, в общем-то, и все остальные, вдруг позабыли значение слова «гуманизм», который нохчи тогда воспринимали за «слабость». Так что головной танк колонны просто не остановился, когда на дорогу перед ним высыпали женщины и дети, а он, вместе с другими воинами республики, в это время тайными тропами позорно бежал из родного «бывшего» аула.

Старик ещё раз посмотрел сверху вниз на бронзового Александра Сергеевича, и руки его привычно затряслись, вспоминая то, что он пережил, когда узнал о случившемся. Тогда Абу поклялся, что будь на то воля Всевышнего, он страшно отомстит. Но Аллах остался глух к тому, кто сам двумя годами ранее безжалостно резал глотки русским, не разбирая пола и возраста. Уже после войны «бывший» полевой командир понял, как обманули их маленький, но гордый народ американские советники и тогда ещё турецкие и саудитские проповедники. Он сам сдался имперцам, отсидел… прошли годы, подступила старость и вот уже его единственный родственник, племянник, которого он устроил на тёплое местечко… тоже стал «бывшим».

– Заур передаёт, что совет соберётся через час, мой господин, – произнёс тихо подошедший к нему Абдула.

– Хорошо, прикажи подать завтрак в кабинет и пришли кого-нибудь, чтобы помог мне одеться.

– Будет исполнено. – В кармане помощника зазвонил телефон, и он, выслушав короткую фразу, произнёс: – Переключи на эту трубку.

– Кто там? – недовольно спросил Дед Абу.

– Резо Кохташвили, господин. Желает с вами поговорить.

– Вот как, – старик изогнул бровь, – ну давай его сюда. Посмотрим, что он мне скажет. Алё?

Когда я дошёл до перекрёстка, опрятная жёлтенькая Toyota Camry двадцатого года выпуска с лентой чёрных шашечек вдоль всего корпуса уже ждала меня, припаркованная возле автобусной остановки. Открыв дверь и поздоровавшись с улыбчивой женщиной-водителем кавказской наружности по имени Зульфия, я забрался на переднее сиденье и под обалдевшим взглядом мгновенно побелевшей тётки, перекинул на заднее сиденье трофейные автоматы.

Не знаю уж, что она обо мне подумала, но до дома Дена мы доехали на удивление быстро, намотав на счётчике всего-навсего десять с половиной рублей. Впрочем, похоже, она совсем не верила в то, что ей заплатят за работу, понимая всю неловкость ситуации, я добавил ещё десятку за «неудобство», чуть было не прослезилась и почти насильно впихнула мне в ладонь визитку со словами: «Если вам, ребятки, понадобится, чтобы тайно… то Зульфия всегда…»

Попрощавшись и взяв подмышку оружие, неспешным шагом направился во двор, посередине которого до сих пор возвышался военный вертолёт. Реакцию сержанта-осназовца, которому я передал стволы, предугадать было не сложно, маджи-интеллект шлема, через дополненную реальность маски, конечно, заранее оповестил бойцов, кто я такой, но было видно, что мужик еле сдерживается от того, чтобы прямо сейчас не надеть на меня наручники и не начать задавать «неудобные вопросы».