Крис Райландер - Проклятие неудачного четверга [litres]

– Эдвин почти уверен, что за похищением моего отца стоят эльфы, – сказал я. – Не официальные эльфы, а запрещённая группа, которая пытается начать восстание против его отца и эльфийского магистрата. Я никому не говорил, чтобы это не привело к войне…

Ари поморщилась, как будто у неё ёкнуло сердце. Но не из-за меня или моего отца. Она понимала, что я прав: как только Совет узнает об этом, ничто не сможет остановить новую войну. И будет не важно, какие эльфы виновны в этом.

– Я никому не расскажу, – сказала Ари. – По той же причине, что и ты. Но, Грег, будь осторожен. Нельзя, чтобы мы натворили что-то, что подтолкнёт гномов к войне. Сохранить мир это… важнее, чем твой отец.

Я глубоко вздохнул, зная, что она права. Впрочем, ведь я и всё равно не знал, где он. Так что мне пока не придётся с этим бороться. А если я узнаю, где его держат, смогу ли я (буду ли я) спасать его, рискуя спровоцировать всеобщую войну?

Эдвин уже был в библиотеке, когда я пришёл этим же вечером. Перед ним стояла доска с шахматами.

– Подумал, что неплохо бы снова обыграть тебя, – сказал он с усмешкой. – Как в старые добрые времена.

– Ну-ну, подумай хорошенько, – сказал я, усаживаясь. – Ты не забыл, что я теперь владею магией? Если я проиграю, то превращу тебя в суслика своими злыми чарами.

– Ну да, как типичный гном, – сказал Эдвин.

Он хотел пошутить, но шутка получилась неуместной. Поэтому мы перестали улыбаться, и Эдвин кивнул на доску. Он уступил мне белые, зная, что играет лучше и что мне нужна хотя бы маленькая фора, которую давал первый ход. Так у меня появлялась возможность задать тон всей игре. Я открыл партию ходом, который спровоцировал бы эффект домино. Эдвин сделал ответный шаг, даже не задумываясь.

– Твои родители разговаривают с тобой? – спросил я.

– Более или менее, – сказал он, склонившись над доской. – Они отстранили меня от большинства семейных обязанностей, и мне запрещён вход в наши офисные здания. Но они простили меня, потому что я сказал им правду, что защищал своего лучшего друга от смертельной опасности в виде отморозка Перри. И совсем не думал о каких-то социополитических последствиях и всём прочем. Похоже, они поняли, хотя им совсем не понравилось, что я называл тебя лучшим другом. Хорошо, что они всегда недолюбливали Перридринклов.

– Это радует, – сказал я, делая следующий ход. – Мне кажется, он наткнулся не на того эльфа.

Эдвин хмыкнул над моим каламбуром.

– Ага. Из-за меня он попал в перри дрягу, – сухо заметил он.

Мы оба засмеялись, но не так задорно, как прежде. Эдвин замешкался у шахматной доски, и я подумал, что он действительно обдумывает свой следующий ход. Но потом я понял, что это совсем не так – он пытался решить, как лучше сказать мне то, что я не хотел бы слышать.

– Чем дальше, тем хуже, – начал Эдвин. – Уверен, что это не из-за твоего отца, но почему, так и не могу понять. Знаю, что ничего хорошего ждать не приходится. Особенно учитывая все обстоятельства.

Я глубоко вздохнул и посмотрел на доску, не желая слышать, что он скажет дальше. Я сделал смелый, агрессивный выпад, вынуждая его поступить так, как я рассчитываю. Он хорошо умел делать неожиданные ходы, и поэтому моя стратегия на этот раз состояла в том, чтобы попытаться заставить его действовать, как я хочу.

– Эльфы готовятся к крупному конфликту, – наконец признался Эдвин. – Никто не называет это войной, но… Завтра мы начинаем тренировки. Все до одного. И не думаю, что вся затея только ради того, чтобы научиться отражать нападения монстров, когда вернётся магия…

Мы оба замолчали и уставились на доску. Никто из нас не думал об игре, полностью осознавая, что означают последние слова Эдвина.

Мы – кровные враги, и от этого никуда не денешься, даже если мы будем делать вид, что не замечаем этого. Если раньше нам казалось, что мы способны удержать обе стороны от столкновения, то теперь всё пропало. Война будет. Просто мне хотелось надеяться, что холодная война продлится как можно дольше. Но меня терзало и то, что я так и не рассказал ему о наших собственных тренировках. Вот он так доверял мне, что поделился новостью, как только узнал о ней. А мы тренировались уже четыре дня, а я все ещё не упоминал об этом.

– И мы ничего не можем сделать, чтобы остановить это? – спросил я.

Эдвин сделал следующий ход. Это был не тот ход, на который, как мне казалось, я толкал его, а такой, о каком я даже не подумал.

– Вряд ли, – ответил Эдвин, медленно качая головой.

– Мы тоже тренируемся, – наконец признался я.

Я думал, он удивится. Но он спокойно кивнул.

– Я давно это знал, – сказал он. – У эльфов повсюду есть шпионы, Грег. Поэтому естественно, что мы обо всём знаем.

Это было скорее предостережением, чем угрозой. Но прозвучало как-то сурово и тревожно.

Мы сидели молча и заканчивали игру. Эдвин победил меня. Но это вряд ли имело значение. В конце концов он не порадовался даже для вида. Он не находил в этом никакого удовлетворения. Эдвин затеял эту игру, зная то, о чём собирался сообщить, но казалось, что даже не осознавал важности своих слов, пока они не слетели с его губ.

Если обе стороны сейчас готовились к войне, то наша судьба стать смертельными врагами становилась реальностью. Но мы договорились встретиться снова через четыре дня. Потому что мы всё ещё были лучшими друзьями. И может быть, останемся ими, несмотря на возможную войну.

Глупые мечты, наверное, но слишком печальной была альтернатива, чтобы думать о ней.

На следующий день выяснилось, что во всем мире существует только один эксперт по гномьей магии. Никто (кроме моего отца и нескольких малоизвестных теоретиков) не верил, что магия вернётся, никто и не утруждал себя изучением того, как она работает. И поэтому уроки магии начались с того, что нас всех собрали внутри заброшенного склада на окраине практически опустевшего индустриального района в Гарфилд-парке.

Мы зашли в аудиторию вместе с сотнями юных гномов. За стойкой, кроме которой в комнате ничего не было, стоял мужчина. Невысокий, пухлый, с удивительными, неправильной формы рыжими бровями. Длинные волосы свисали, как будто на нём был дешёвый костюм волшебника для Хэллоуина. Не хватало остроконечной шляпы. Но тут мужчина покопался в полах своей мантии, вытащил как раз такую и надел на голову.

Я закатил глаза.

– Я слышал об этом парне, – шепнул нам Иган. – Фенмир Мистмохнус. Величайший учитель гномьей магии из живущих в наши дни. Папа сказал, что у него самого нет способностей.