Грег Вайсман - Равника [litres]

Рал, Тамик, Враска и Кайя дружно задумались: что они могут еще сказать, чем изменить положение? Но нет, в конце концов все четверо безнадежно понурили головы и повернулись к выходу.

Видя это, Тейо повернулся к Крысе.

– Вот и все? Сдаемся? – спросил он.

Но Крыса его не слушала – она замерла, не отводя глаз от мрачного зева Шутовского Склепа. Взглянув туда же, Кайя невольно ахнула.

– Куда спешим, друзья мои? – окликнула их Гекара, выступая из облака мрака.

Рал, Враска и Тамик остановились на полпути к выходу и оглянулись.

– Гекара? – с крайне глупым видом проговорил Рал.

– А кто же еще? – откликнулась та, пожимая плечами.

– Разве ты не погибла? – с видом не менее глупым спросила Враска.

– Да, было дело. Скучали по мне?

– Тебе и не представить, насколько… подруга моя дорогая, – отвечал Рал.

Признание явно далось ему нелегко, но эту трудность он превозмог.

– Прекрати, – сказала Гекара. – Не то еще засмущаюсь. Ха-ха, шутка! Меня ничем не смутить. Сентиментальничай, сколько влезет. Зрелище, конечно, жуткое, но кто из нас не без греха, верно?

– Гекара, я должна перед тобой извиниться, – заговорила Враска, терзаемая чувством вины еще сильнее, чем Рал. – Я обманула твое доверие, а это…

– Да, скверная это штука, скверная. И умирать – тоже дело хреновое. Но не вешайте носа – все ж разрешилось! В конце концов, как тебя воскресят в виде кровавой ведьмы, если вначале не помереть, верно я говорю?

– Так ты теперь кровавая ведьма? – с немалым восторгом спросила Крыса.

Но Рал Крысы слышать не мог и заговорил одновременно с нею:

– Ты можешь убедить Ракдоса присоединиться к операции «Акт отчаяния»?

– О-о-о, название что надо! – оценила новоявленная кровавая ведьма. – Но, как бы там ни было, не забивай себе голову, кореш. Я от лица Культа поддержу все, что бы ты ни задумал.

– Ну уж нет! – загремела Экзава. – Осквернитель выразился ясно и определенно!

– Правда? А мне ни словом не обмолвился.

– В то время ты была мертва и потому малость невнимательно слушала.

– Так он и сейчас мне все может разъяснить.

– Нет надобности. Я тебе только что все разъяснила.

– Но ты же не Босс. И мной уж точно не распоряжаешься. Ты – просто кровавая ведьма. А раз я теперь тоже кровавая ведьма, то твоих приказаний, думаю, выполнять не обязана. Ты надо мной больше не старшая. Теперь мы с тобой, Экзава, в чине равны.

– Ведьма, да я тебя сейчас снова прикончу!

Экзава рванулась к Гекаре, протягивая окровавленные пальцы к ее горлу.

Гекара качнулась в сторону, прошлась колесом, а колесо завершила задним сальто и приземлилась на помост. Стоило ей занять стратегическую высоту, в обеих руках ее появилось множество острых бритв, и все их Гекара метнула в противницу.

– Ведьма бритвенных лезвий не расстанется с бритвами никогда!

Атака застала Экзаву врасплох. Большую часть бритв ей удалось отразить взмахом руки, однако немало лезвий, достигнув цели, впились в ее кожу. Конечно, Экзаву это не угомонило, но ведь Гекара в этом бою была не одна. Включив Аккумулятор, Рал выпустил во врага относительно небольшой разряд электричества, настигший Экзаву с тыла. Вскрикнув, она рухнула на колени. Один из церберов, взвившись пружиной с пола, бросился на подмогу хозяйке, но Гекара перехватила зверя на полпути.

– Фу, Пила! Сидеть!

Цербер остановился, однако не сел, а угрожающе зарычал. Из пасти его закапала едкая слюна и, шипя, задымилась на полу. Рал приготовил новый разряд, прицелился в зверя, но Гекара, даже не удосужившись бросить взгляда в Ралову сторону, небрежно отмахнулась от него.

– Рала не трожь. Рал свой, – негромко, умиротворяюще продолжала она, обращаясь к церберу. – А Экзава скоро – минуты не пройдет – станет той же, прежней звездой арены, что и раньше. Сидеть, живо!

Цербер послушно сел. Тогда Гекара, возвысив голос, крикнула Ракдосу, так и не соизволившему показаться гостям на глаза:

– Пойду, помогу корешам! Ты ведь не против, Босс, верно?

Осквернитель хранил молчание.

– Вот и ладно, – со смехом подытожила Гекара. – Идемте, за дело пора!

С этими словами она первой двинулась к выходу. Тамик, Враска и Рал двинулись следом, но Кайя с Тейо изумленно подняли брови: Гекара прошла мимо не сводившей с нее глаз Крысы в каком-то шаге, но совершенно ее не заметила. Крыса, повесив нос, отвела взгляд в сторону. Всем троим сразу же сделалось ясно: те чары, что воротили Гекаре жизнь, изменили ее настолько, что Крысы она больше видеть не может… и это опечалило девочку до глубины души.

«Она не оставила нам выбора», – снова и снова твердил себе Джейс.

Снова и снова, будто стараясь утвердиться в этой мысли, напоминал он себе, что даже Чандра, даже Гидеон не попытались ему помешать, как бы ни огорчало их его решение. Что и Джайя Баллард, и Тефери, неплохо знавшие некромантку и вполне терпимо к ней относившиеся, без возражений согласились помочь.

Снова и снова он убеждал себя, что дело вовсе не в его прежних отношениях с этой женщиной, плохи они были или хороши. Не в его предубеждении против нее, не в том, что он неделю за неделей объяснял всем и каждому, насколько она ненадежна. Нет, его решение сводилось к двум простым обстоятельствам: во-первых, Вековечные истребляли всех, кто попадется под руку, и мироходцев, и мирных горожан, а во-вторых, Вековечными управляла она.

Все дело было в этих двух обстоятельствах и только в них. Только по этим причинам он, Джейс Белерен, вопреки собственному желанию принял решение покончить с Лилианой Весс.

И это решение казалось ему хуже смерти.

Жизнь на Иксалане, с Враской, многому научила Джейса. Да, Враска была пиратом, убийцей, пособницей Боласа, однако развитие, расцвет их отношений как нельзя более наглядно показали ему, насколько пагубной была его связь с Лилианой. Лилиана использовала его при всякой возможности. Пользовалась его силами и его связями, пользовалась им в постели… словом, вертела им, как хотела. Разумеется, по возрасту он в ее комнатные собачки не годился, но сейчас, вспоминая все те дни и ночи, понимал: вел он себя именно как щенок – потому что именно этого она и добивалась.

Она забавлялась с ним, будто с куклой. Вела за собой. Отталкивала. Приближала. Уязвляла в самое сердце. Играла на его тщеславии. Заставляла почувствовать себя полным ничтожеством. И даже – раз или два – позволила почувствовать себя богом. Возможно, в самом начале он мог бы порвать с ней без труда, но к тому времени, как она решила покончить со всей этой затянувшейся канителью, он оказался привязан к ней крепче, чем пьяница к бутылке. И отказаться от этой привязанности помогла лишь серьезная утрата памяти да неизменная сердечность горгоны.