Кристель Дабо - Граница миров

И как раз в этот момент она увидела в мельтешении испуганных лиц одно безликое создание. Робот Уго прокладывал себе дорогу к трибуне сквозь толпу, раздавая попутно обрывки телеграфной ленты. У него на плечах сидел Октавио. Офелия поняла его замысел, увидев, как он сорвал динамик с ближайшего столба, заставив его умолкнуть. Люди, ободренные этой идеей, начали делать то же самое на всех уровнях амфитеатра.

– Я Сын Поллукса!

Октавио, восседавшему на плечах робота, даже не понадобилось напрягать голос. Его объявление сразу привлекло внимание всех мужчин и женщин, осаждавших почетную трибуну. Октавио не мог похвастаться высоким ростом, зато он обладал харизмой, которой был обязан не только своему мундиру виртуоза. Даже Офелия и та начала прислушиваться к его словам.

– In fact , я сын Леди Септимы. Наследник тех, кто хочет выслать вас из Вавилона. Тем не менее, – продолжал он повелительным тоном, не обращая внимания на протестующие выкрики, – я разделяю ваше возмущение. То, к чему вас сегодня принуждают, незаконно и непростительно. Как представитель газеты «Официальные новости», я сообщу об этом всему нашему ковчегу. А пока очень вас прошу: соблюдайте спокойствие! Мы сможем найти выход из ситуации при одном условии: если будем искать его все вместе, с Леди Еленой и Лордом Поллуксом.

На несколько мгновений воцарилась тишина, и Офелия, завороженная пылающими глазами Октавио, вдруг поверила, что всё образуется.

Однако ни Елена, ни Поллукс не отреагировали на это воззвание: первая вслушивалась в свои отголоски, второй находился в плену своих колебаний.

– Я, milord , я знаю выход! – выкрикнул кто-то из толпы. – Найми меня вместо своего робота!

– Верно! Вот настоящая работа для настоящих людей! – подхватил кто-то другой.

И толпа дружно набросилась на Уго с криками «Не воруй чужую работу! Не воруй чужую работу!», уже не заботясь об Октавио, который вцепился в антенну робота, стараясь сохранить равновесие. Когда из железного чрева Уго донеслись слова «Лень – мать всех пороков!», разъяренная толпа, свистя и выкрикивая угрозы, начала пинать робота. Злоба, копившаяся годами, обратилась на автомат. Октавио, сидевший на плечах Уго, оказался в ловушке; он тщетно отбивался от тех, кто, вцепившись в его сапоги, срывал с них серебряные крылышки предвестника.

Еще миг – и он упал.

Офелия в благородном, хотя и нелепом порыве бросилась в гущу толпы, чтобы помочь ему встать, но тут их всех разбросал в стороны мощный взрыв. Едкий густой дым окутал людей, словно газ, вырвавшийся из жерла вулкана. Все, кто пытался повредить Уго, испуганно пялились на него, выпучив глаза; их белки резко выделялись на темных лицах.

От робота осталась только кучка пепла. Неужели он взорвался?

Люди замерли в ужасе, который мгновенно обернулся полной анархией. Толпа призывала к убийствам и обвиняла правителей в заговоре, уже позабыв, что эти слова считаются запретными. Елена и Поллукс, невзирая на свои гигантские размеры, затерялись в человеческом месиве. Стражники больше ничем не могли им помочь.

Тем не менее из последних уцелевших громкоговорителей снова раздался властный голос Леди Септимы:

– Все вызванные, которые покинут амфитеатр не в дирижаблях, а иным путем, будут объявлены вне закона. Я повторяю… повторяю: все вызванные, которые покинут амфитеатр не в дирижаблях, а иным путем, будут объявлены вне закона.

Но ее никто не слушал. Теперь главной опасностью стала сама толпа. Офелия наконец разглядела в толчее, на земле, скорченную фигуру, осыпанную железным прахом Уго.

– Октавио!

Ей досталось немало ударов, пока она пробиралась к нему, расталкивая людей, в панике топтавших его ногами.

Офелия еще раз окликнула юношу и попыталась приподнять, но ее сразу же опрокинули наземь рядом с ним. Она сжалась в комочек, спасаясь от пинков, сыпавшихся со всех сторон и грозивших раздробить им кости.

Теперь уже помощь требовалась им обоим.

И тут Офелия вспомнила о семейном свойстве Торна, до поры до времени таившемся в ней, подобно дикому зверю в чаще, а теперь готовом прийти на помощь. Когти Драконов! Никогда еще она так остро не ощущала их существование, их мощь, их готовность совершить то, что ей было сейчас необходимо. Офелию так удивила мысль о своем владении этим грозным оружием, что на какой-то миг ей даже удалось забыть об окружающей толпе. Движимая первобытным инстинктом, она почувствовала, как ее сознание вырывается за пределы телесных ощущений: она словно подключилась к другой нервной системе, ей не принадлежавшей. Когти позволили ей различить множество безжалостных ног с ясностью, далеко превосходившей все другие ее чувства.

Только н е ранить!

Отдав мысленный приказ своим когтям, Офелия направила их на всё, что не касалось ее и Октавио, и вокруг них обоих мгновенно возникли груды поверженных тел, извергавших ругательства.

Этой короткой передышки им хватило, чтобы вскочить на ноги до того, как на них обрушились новые пинки и удары. Несмотря на слой сажи, покрывшей Октавио, он выглядел невредимым. Или почти невредимым. Поморгав, юноша сощурил глаза, которые уже не горели прежним огнем, и прошептал почти беззвучно:

– Я ничего не вижу.

Офелия схватила его за руку. Октавио пришел в амфитеатр ради нее, и она должна была выйти отсюда вместе с ним. Она потащила его к ближайшей лестничной решетке, на которую люди кидались, отталкивая друг друга и пытаясь разогнуть стальные прутья. Потом они решили сообща приподнять ее. Офелия прибегла к своему анимизму, чтобы внушить решетке желание выпустить их, но та не поддалась. Когти также оказались бессильными: они служили оружием только против живых существ.

– Вон там! – крикнул кто-то из толпы.

По другую сторону решетки была видна рукоять, соединенная с системой зубчатых колес. Но она находилась слишком далеко. Множество рук, просунутых между прутьями, не дотягивались до механизма. Одна из женщин-фантомов с ковчега Весперал превратила часть своей руки в газ и достала до рукоятки. Ей потребовалась масса усилий, чтобы повернуть ее, но с помощью людей, которые приподнимали решетку, она смогла открыть проход.

Отталкивая друг друга, люди опрометью кинулись к лестнице.

Вовлеченная в общий безумный поток, Офелия кое-как спускалась вместе с Октавио, крепко держа его за руку, чтобы не потерять в толчее. На каждой площадке их швыряло об стены.

Сверху, издалека, доносились затихавшие призывы Леди Септимы:

– …вне закона… закона… закона…

Внизу, за последним поворотом лестницы, они окунулись в густой туман. Вот наконец и выход. Офелия бежала прямо, никуда не сворачивая. Ее сандалии скользили по мокрым булыжникам мостовой. Она почти ничего не видела сквозь запотевшие очки и чувствовала только руку Октавио, зажатую в своей.