Эми Хармон - О чем знает ветер [litres]

О смерти Лиама мы не говорим. Как и о многих других вещах. Бриджид по-прежнему уверена, что Энн замышляла покушение на Мика. Что она помнит из записок? Самую малость. Август, какие-то цветы, графство Корк. Записки сгинули в Лох-Гилле. С такими сведениями далеко не уедешь, но я всё же сообщил их Мику. Он только отмахнулся. Казнит себя за исчезновение Энн. Дополнительное бремя взвалил на свои плечи. Разубеждать его бесполезно. То же самое с Робби. Знай повторяет: «Не уследил, проворонил!» Мы убеждены, что могли спасти Энн, мой разум твердит об этом ежечасно, ежеминутно. Чувство вины сплотило нас троих.

На прошлой неделе, расставляя силки, Имон Доннелли нашел на болоте красный ялик. Наверно, его туда, в трясину, приливом вынесло. Имон притащил ялик домой. Под скамейкой обнаружилась странная сумка, а в ней – урна вроде тех, в которых родственникам отдают прах после кремации, и блокнот в кожаной обложке. Вещи почти не пострадали от действия стихии, ведь их защищала скамья. Имон начал читать блокнот и с первых строк понял, что это мой дневник. Сумка и урна, вне всякого сомнения, принадлежали Энн. Ялик я запер в сарае, чтобы Оэн к нему не подобрался, а Имону заплатил за бесценные находки.

Как мой дневник мог оказаться в ялике, когда я точно знал: он у меня дома, в библиотеке? Или его там нет? Я приставил лестницу к стеллажу, почти уверенный, что не досчитаюсь одного из блокнотов. Однако он оказался на месте. Не пожелтевший, с целехонькой обложкой, которую не тронули ни время, ни сырость, это был тот самый блокнот. Я не знал, что и думать, застыл прямо на лестнице, старый блокнот в левой руке, новый – в правой. Долго – и тщетно – ломал голову над приемлемым объяснением. Потом поставил оба блокнота на полку. Если бы они слились, восстановив некий баланс, я бы не удивился, честное слово. Это как раз было бы логично: во Вселенной не место двум одинаковым предметам. Но они спокойненько глядели друг на друга – прошлое и настоящее, сегодня и завтра. Мое непонимание – само по себе, блокноты – сами по себе. Возможно, когда-нибудь им суждена разлука. Каждый из них продолжит существование в своей эпохе, как случилось и с кольцом Энн.

Ежедневно брожу по озерному берегу. Всё надеюсь, что Энн вернется. Нелепый ритуал стал потребностью. Оэн обычно увязывается за мной. Глядит на водную гладь, ждет. Спросил, правда ли, что его мама утонула. Я ответил: нет, это неправда. Оэн задумался и задал новый вопрос:

– Может, мама села в ялик, переплыла озеро и очутилась в другой стране и в другом времени? Как я сам в книжках?

Я сказал:

– Да, скорее всего, так и есть.

Оэн сразу поверил. Думаю, Энн предвидела, что однажды Лох-Гилл заберет ее, и своими книжками заранее подготовила Оэна к такому развитию событий. Утешение для него нашла.

– Док, ты ведь не отправишься за мамой? – прошептал Оэн, крепче стиснув мою руку. – Ты меня не бросишь, правда?

Я поклялся, что не брошу.

– А давай вместе маму искать? – произнес Оэн, засматривая мне в лицо, по-детски неумело утишая мою боль. – Я знаю, в сарае стоит ялик. Спустим его на воду и поплывем, а, Док?

Тут я рассмеялся. Подумал: хвала Господу, что у меня ума хватило запереть сарай. С замком Оэну не сладить. Впрочем, от смеха мне стало только горше.

– Нет, малыш, мы должны жить здесь, в Гарва-Глейб, – ответил я.

Оэн ни словечка не возразил.

Даже если бы я знал, каким способом воссоединиться с Энн – а ведь я отнюдь не уверен, что она не потерялась в наслоениях эпох, – нам с Оэном никак нельзя плыть за ней. Оэн должен вырасти в своей эпохе. Должен произвести на свет сына, который станет отцом Энн. Иначе Энн вообще не родится. Есть последовательности, не подлежащие нарушению, в этом я уверен. Маленькая Энн будет нуждаться в дедушке Оэне даже сильнее, чем сейчас он сам нуждается в матери. У моего мальчика, по крайней мере, есть я. Энн в шесть лет останется круглой сиротой. Оэну предстоит долгое ожидание. Которое я с ним разделю, даже если это означает, что не видать мне больше моей Энн. Никогда.

ДЕЙРДРЕ БЕСПРЕСТАННО ТЕРЕБИЛА ремешок объемистой холщовой сумки, которая оттягивала ей плечо. Определенно, идея насчет визита в Гарва-Глейб принадлежала Мэйв О'Тул, которая по-рыбьи спокойно взирала на меня сквозь толстенные стекла очков. Не утруждая себя формальностями вроде приветствий, Мэйв сразу перешла к делу.

– Мой Кевин говорит, ты его всё время называешь Робби.

Дейрдре закашлялась, протянула мне руку и выдала:

– Добрый день, Энн. Меня зовут Дейрдре Фэллон. Я в библиотеке работаю, в Дромахэре. Вы, наверно, помните меня. А это Мэйв О'Тул. Вы к ней домой ездили. Мы подумали, надо нанести вам… гм… официальный визит, раз вы решили остаться в Ирландии на постоянное место жительства. Мне очень неловко… и как я сразу не догадалась, что вы и есть та самая Энн Галлахер, автор бестселлеров? Ну да теперь мы располагаем полным собранием ваших сочинений. А на те, которые еще не изданы, я внесла нашу библиотеку в лист ожидания. Дромахэр сейчас гудит, как пчелиный улей, и немудрено – люди в восторге, что всемирно известная писательница будет жить в нашем захолустье!

Без сомнения, Дейрдре отбарабанила вызубренную речь – за бодрыми интонациями скрывалась нервозность. Я пожала ей руку и произнесла:

– Проходите, пожалуйста.

– Ах, обожаю этот дом! – снова завела Дейрдре, косясь на внушительную лестницу и на люстру с подвесками. – Знаете, Энн, смотритель каждое Рождество открывает двери для всех жителей Дромахэра. Сначала литературный вечер, потом танцы. К детишкам обязательно Даиди на Ноллаиг [58] Ирландский аналог Деда Мороза, нечто среднее между Санта-Клаусом и святым Патриком. Носит шубу зеленого цвета, на голове вместо шапки – венок, на посохе – пучок из трав. приходит. Я и поцеловалась в первый раз именно здесь, в Гарва-Глейб. Вот на этом самом месте, под омелой.

– Чай пить хочу в библиотеке, – объявила Мэйв и двинулась к стеклянным дверям, за которыми маячили книжные стеллажи.

– Мэйв! – с упреком воскликнула Дейрдре.

– Что ж мне – приглашения дожидаться, когда я с минуты на минуту помереть могу? – парировала Мэйв. – А помирать, чаю не попивши, – последнее дело.

Я поспешила вмешаться.

– Всё нормально, Дейрдре. Мэйв в этом доме не чужая. Раз ей хочется пить чай в библиотеке – организуем. Проходите, устраивайтесь поудобнее. Я сейчас.

Чайник был еще горячий. Я целыми днями пробавлялась мятным чаем в надежде справиться с тошнотой. Врач из Слайго утверждал, что симптомы токсикоза исчезнут уже ко второму триместру, однако шла двадцатая неделя беременности, а тошнота по-прежнему меня мучила. Наверно, виной тому были переживания, а вовсе не наше с Томасом дитя.