Эми Хармон - О чем знает ветер [litres]

Возможно, бурлящее варево в ирландском котле вот-вот перельется через край. По результатам декабрьских выборов Шинн Фейн получила 73 места из 105, выделенных ирландцам в палате общин Соединенного Королевства. Однако никто из этих семидесяти трех депутатов не собирается заседать в Вестминстере. Еще в 1918 году члены Шинн Фейн подписали манифест о формировании первого Дойла – парламента Ирландии.

Мик занят организацией побегов политзаключенных. Передает в тюрьму напильники и веревочные лестницы. Его люди набивают карманы обычными столовыми ложками, чтобы топорщились, создавая впечатление револьверов, и пугали тюремную охрану. Рассказывая, как из тюрьмы Маунтджой удалось вывести двадцать узников вместо запланированных трех, Мик не мог удержаться от смеха.

«О'Рейли всего три велосипеда пригнал, а тут такая толпа! – повторял Мик. – Не застенки у них, а решето, честное слово!»

В феврале Мик помог сбежать Имону де Валера, новоизбранному президенту Ирландской республики (тот томился в тюрьме Линкольна). Каково же было разочарование Мика, когда он узнал: де Валера намерен ехать в Америку, чтобы собирать деньги – они, мол, требуются для дальнейшей борьбы за независимость. Сколько времени займет финансовое турне, неизвестно. Никогда я не видел Мика таким растерянным. Фактически он остается в одиночестве. Де Валера не разделит с ним бремя ответственности – тяжкое, почти неподъемное бремя. Мик работает, можно сказать, круглосуточно; Мик спит еще меньше, чем я. Он готов хоть сейчас в бой, а вот де Валера утверждает, что народные массы не дозрели.

Я лично насчет общественных настроений не в курсе. Испанка добралась до Ирландии, не пощадив и Дромахэр. Ношусь по вызовам, не помня, какое нынче число, не отличая дня от ночи; избегаю Оэна и Бриджид – как бы они не подцепили заразу с моего рабочего платья. Когда удается вырваться домой, я раздеваюсь в амбаре и затем долго плещусь в озере.

Пару раз, плывя к О'Брайенам на лодке, я видел Пирса Шиэна и Мартина Карригана. Точно знаю, что эти парни переправляют по озеру оружие из доков Слайго. Куда лежал их путь, мне неведомо. Сами они смотрели как бы сквозь меня. Пожалуй, в данном случае для нас троих лучше было делать вид, что мы друг друга не заметили.

На прошлой неделе от испанки скончался Вилли, внук Падера и Полли О'Брайен, мальчуган чуть старше моего Оэна. Оэну еще предстоит осознать всю глубину потери – они с Вилли были приятелями. Падер О'Брайен решил кремировать тело внука и развеять прах над озером; это правильнее всего в целях предотвращения дальнейшего распространения инфекции. Увы, позавчера Имон Доннелли нашел Падерову лодку возле дромахэрского берега. Пустую. Домой Падер не вернулся. Вероятнее всего, его жизнь забрал Лох-Гилл. Бедняжка Полли осталась совсем одна. Слишком много горя вокруг.

НЕ ЗНАЮ, ТОМАС ЛИ обработал Бриджид, или решение принадлежало ей, только через два дня после ночных бдений Бриджид буквально ворвалась ко мне и выразилась в том смысле, что хватит валяться в постели.

– Я твое всё сохранила, Энн. Вещи в сундуке вместе с одеждой… Деклана. – Бриджид трудно сглотнула и продолжила: – Не сомневаюсь, что ты опознаешь их – там ведь не залежи. Доктор сегодня в Слайго, только вечером вернется. Сказал, за недостающим он тебя сам в город свезет.

Я с энтузиазмом закивала, однако процесс вставания с постели был небыстрым. Рана всё еще отзывалась болью на каждое движение.

– Эти твои космы, Энн! – ворчала между тем Бриджид. – Цыганка, как есть цыганка! Либо подстригись, либо заколи их. Люди подумают, тебя из сумасшедшего дома только-только выпустили. Впрочем, тебе это на руку, верно? С сумасшедшей какой спрос? Кто от нее объяснений ждет? Вот именно, что никто.

Смущенная, я попыталась пригладить свои непокорные кудри. Сама Бриджид носила пучок на макушке – ни дать ни взять гибсоновская девушка. Возможно, пучки сейчас и в тренде, но я всё равно не могла представить себя с подобной прической. Что касается другой Энн Галлахер, на фото у нее волосы подстрижены до ушной мочки и обрамляют лицо мягкими волнами. Опять же, не мой стиль. При моей курчавости волосы должны сами себя тянуть вниз; если веса нет, они совершенно выходят из-под контроля, дыбом встают, действительно работая на имидж женщины, которая сбежала из психушки. Каковой имидж, по ехидному, но справедливому замечанию Бриджид, сыграл бы мне на руку. Обыватели разбежались бы в панике.

– Свалилась как снег на голову, да еще с пулевым ранением, да еще в мужской одежде, и думает, мы ее с распростертыми объятиями примем, – бубнила Бриджид, словно меня и вовсе не было в комнате.

– Ничего я такого не думаю, – вставила я, но мой писк растворился в скрежете ключа, которым Бриджид открывала сундук.

Откинув крышку, с ходу поняв, что в вещах никто не рылся, Бриджид, почти довольная, направилась к двери.

– Оставь Оэна в покое, – бросила она, не соизволив даже повернуть голову. – Он тебя успел забыть, и сейчас ты только расстраиваешь его своей… гм… амнезией!

– А вот этого не ждите! – выпалила я, прежде чем успела как следует подумать.

Бриджид дернулась, развернулась всем корпусом, замерла, вцепившись в белый передник, напрягши нижнюю челюсть.

– Нет, милочка, именно этого я буду ждать – и дождусь, – процедила она; я даже отпрянула, словно от сквозняка.

– Бриджид, я намерена проводить с Оэном максимум времени. Не пытайтесь препятствовать нашему общению. Я знаю, вы очень любите Оэна. Только я теперь здесь, и он… он тянется ко мне. Грешно разлучать нас.

Лицо у нее стало как у гранитного изваяния, глаза превратились в две ледышки, губы вытянулись в нитку.

– Вы прекрасно заботились об Оэне, Бриджид, – продолжала я. – Он такой славный, воспитанный, добрый мальчик. Наверно, я никогда не сумею вполне выразить вам всю глубину моей благодарности…

Мой голос дрогнул, но Бриджид, ничуть не растроганная, вышла и захлопнула за собой дверь.

Гнев Бриджид был почти материален, ее неприязнь ко мне саднила не меньше огнестрельной раны. Пришлось заняться самовнушением: дескать, злится Бриджид на другую женщину, бремя ее ненависти ни в коем случае не должно лечь на мои плечи.

Прежде чем доставать одежду Энн Галлахер, я прошла в ванную, умылась, почистила зубы, расчесала волосы. Лишь после этого я заглянула в сундук. Мне и самой надоели ночнушки, я и сама хотела вырваться из десятидневного плена спальни.

Первой в руки попалась длинная черная юбка. Я надела ее через ноги и попыталась застегнуть. Крючки на поясе не сходились. То ли юбка шилась для женщины с более тонкой талией, то ли я растолстела, пока валялась в постели. С досадой я сняла юбку. Мои собственные кремовые брюки сохли после вчерашней стирки. Я сама их стирала в умывальнике. Пуловер и блузка, чистые, выглаженные и заштопанные, лежали в комоде. Еще накануне я думала их надеть, но сейчас поняла: они слишком нездешние. Я в них буду как белая ворона, они возбудят множество нежелательных вопросов. Поэтому я выудила из сундука неуклюжий жакет до бедер, с широким поясом, отложным воротником и тремя крупными пуговицами. Под жакетом обнаружилась юбка миди скучнейшего серо-коричневого оттенка. Явно эти две вещи составляли будничный костюм. К нему, скорее всего, прилагалась коричневая шелковая шляпа с линялой ленточкой вокруг тульи, которая лежала тут же, в специальной коробке.