Фрэнсис Хардинг - Свет в глубине [litres]

Большой зал был спроектирован таким образом, что все посетители, оказавшись там, ощущали себя меньше муравья. На этом ловил себя каждый, переступив порог. Он был слишком просторным – просто громадным. Чересчур высокий сводчатый потолок, узкие и длинные окна, сквозь которые проникало слишком мало света. Даже две дюжины рядов скамей, поставленных для покупателей, заполнили только половину зала. Толпа людей терялась в нем. Голоса отражались от стен странным эхом, которое звучало более высоко и испуганно. Харк представлял, как они, охваченные ужасом, бьются в воздухе, теряясь в тенях.

Губернатор сделал все что мог. Стены зала теперь были покрыты белой штукатуркой, правда, местами она отвалилась под действием сырости, обнажив фрагменты старых красно-черных фресок. Дюжина мрачных железных канделябров проливала свет на уровне голов, но почти не рассеивала бесконечную мглу над ними.

Помещение имело слишком много шрамов прошлого. Посреди пола когда-то было большое овальное, заполненное морской водой углубление, в котором священники и жертвы проводили ритуал омовения. Губернатор предусмотрительно приказал залить его цементом, но все про него помнили, к тому же новый кафель цвета терракоты ярко выделялся на фоне старых серых каменных плит. Кроме прочего, отчетливо были заметны ряды мелких впадин в полу, ведущих от двери к бывшей чаше для омовений и далее, к арке в глубине зала. Веками священники шли по следам своих предшественников, отчего камни стоптались под их босыми ногами.

Харк чувствовал себя обреченным, как и любая жертва, хоть его и не вели по этим роковым впадинам. Несчастных преступников потащили вдоль стены зала, чтобы не прерывать продажу какого-то судна под названием «Попутный ветер». Их испуганную стайку поставили недалеко от кафедры аукциониста и гигантских счетов, показывавших очередную ставку.

Пока аукционист что-то бубнил, Харк попытался оценить публику, и настроение у него упало ниже некуда. Это была вялая утренняя толпа. Многие дремали или болтали друг с другом, кто-то читал. Первые несколько рядов скамей были забиты, но Харк догадался, что эти покупатели, вероятно, пришли пораньше, чтобы занять лучшие места к продажам трофея с судна «Дитя бездны», которые должны были состояться попозже. Они хотели урвать себе кусочек Сокрытой Девы или хотя бы взглянуть на нее вблизи.

Он поймал себя на том, что ищет знакомые или как минимум дружелюбные лица, хотя понимал, что вряд ли найдет. Джелта, разумеется, не было и в помине. Скорее всего, он залег на дно вместе с бандой Ригг. Харк не осуждал друга, хотя без Джелта он острее чувствовал одиночество.

Пока Харк глазел по сторонам, торги на «Попутный ветер» подошли к концу. Единственная, робко поднявшаяся из публики рука. Единственная костяшка счетов, показавшая сделанную ставку. Аукционист без особого энтузиазма призвал повысить ставки, но тут же объявил судно проданным.

– Далее аукцион кабальных слуг, – произнес он со своей старой кафедры.

Каменная кафедра была украшена необычной резьбой из капель, казалось, будто она подтаяла, только капли стремились вверх, игнорируя законы тяготения.

Стайка преступников, выстроенная цепочкой, шагнула вперед. В какой-то безумный момент Харк подумал: что, если преступники разом ринутся к двери? Хотя он был уверен, что знает ответ. Наверху, на высокой галерее, стояли люди губернатора; на пневматических ружьях блестели круглые медные баллончики сжатого воздуха. Стражники стояли в расслабленных позах и позевывали, но наверняка они станут более бдительными, если живой товар решит разбежаться.

Харк отчаянным взором оглядел покупателей. Большинство даже не подняло глаз. Некоторые посмотрели на него, но тотчас их взгляд скользнул к преступникам постарше и сильнее на вид. Наверняка Харк показался им тощим недомерком, от которого не будет толку, – напрасная трата еды и крыши над головой. Кроме того, возможно, он не вызывал доверия.

Почти все сидевшие в первом ряду внимательно следили за аукционистом и преступниками, но это было в порядке вещей. По безмолвному уговору переднюю скамью всегда оставляли для поцелованных морем, чтобы им было легче читать по губам. Приезжие с континента, не ведавшие об этом неписаном правиле, обычно никак не могли взять в толк, почему все в зале, проходя мимо них, старались побольнее наступить им на ноги или наклониться пониже, чтобы выпустить в лицо сигарный дым. Но сегодня ничего подобного не происходило – значит, в первых рядах сидели только поцелованные морем.

Вскоре Харк заметил, что одна из них смотрит прямо на него. Девочка, ровесница Харка или чуть помладше, невысокая, темноволосая и худая, с большими глазами и пристальным взглядом. Харк обратил внимание на россыпь веснушек, покрывавших ее лицо, руки и шею. Лишь одна семья на острове могла похвастаться такими веснушками. «Должно быть, одна из дочерей Ригг. Что она тут делает? И почему уставилась на меня?»

Харка вдруг осенило, не пришла ли она сделать ставку на него от лица банды Ригг. Но то были пустые надежды. Все знали, что губернатор велел арестовывать людей при малейшем подозрении, что они выкупают своих сообщников, поэтому никто бы не рискнул. «Нет, она здесь для того, чтобы я понимал: люди Ригг следят за мной. Если выдам их, они все узнают. Эта девчонка – предостережение».

В паре рядов от себя Харк с упавшим сердцем отметил несколько покрытых шрамами физиономий, они смотрели на него испытующе. Эти люди за гроши скупали остатки живого товара и выгодно продавали его на галеры. Каждый, кого они купили, был обречен провести весь срок своего заключения в темном брюхе судна или субмарины, прикованный к веслу. Многие не выживали, а те, кому это удалось, выходили на волю со скрюченными конечностями, полуслепыми и полубезумными.

Рядом с ними сидел высокий мужчина с тщательно ухоженной бородкой и в дорогом пальто. Один из преступников прошептал, что это владелец шахты на Мэлписе, который иногда покупал молодых преступников, чтобы они пролезали в особо опасные узкие щели. Звучало не лучше, чем галеры.

– Первый лот! – объявил аукционист. – Харк, другой информации нет. Преступление: прошлой ночью разбил два фонаря сигнальных башен. Три года.

– Три года? – вырвалось у Харка.

Резкое эхо спиралью поднялось вверх, где его поглотили тени. Он боялся, что дадут год, но три… «К тому времени я наверняка буду сломлен, – тоскливо подумал он. – Так долго на галерах я не выживу».

Должно быть, ему суждено послужить примером. Губернатор, по всей вероятности, посчитал вандализм личным оскорблением. «Не сдавайся, – одернул он себя, борясь с подступившей паникой. – Ты еще не умер».