Анджей Ясинский - Толлеус. Учитель – ученик [litres]

Вот только ничего другого не придумалось, а юный олитонец стал чуть ли не со слезами канючить, мол, вы же обещали. В результате Толлеус сдался, рассудив, что это пойдет по разряду «обучение», а не «решение проблемы».

И вот сейчас настал подходящий момент, чтобы сдержать слово и все-таки начать действовать.

Ночь накрыла деревню кромешной тьмой: тут не слыхали про фонари и не тратились на факелы. Идти без света было абсолютно невозможно, но и искусными светляками привлекать внимание случайных свидетелей не хотелось. Поэтому еще днем Толлеус спросил, как ученик собирается освещать путь. Конечно же никак. Получив тростью, парень по велению старика обозначил на местности маршрут, протянув путеводную нить, невидимую для окружающих, по которой можно было легко добраться до дома старосты и вернуться обратно. Оболиусу этого хватит, а для себя Толлеус дополнительно активировал плетение ночного видения. Правда, оно не накладывалось на плетение, улучшающее зрение, которым кордосец постоянно пользовался уже много лет, так что видел он сейчас отвратительно. Но много и не надо: главное, в яму не наступить.

Вот и заветная дверь. Она закрыта изнутри на крепкую задвижку, быка остановит. Кордосец приглашающе взмахнул рукой, пропуская ученика вперед. Тот, прижавшись к двери, поднапрягся и отодвинул ее снаружи даже не Искусством, а аурой, что старику, честно говоря, не очень понравилось.

Взломщики проникли в поветь, где хранился рабочий инвентарь, небольшая поленница всегда сухих дров и стояли ясли с молодняком. Оболиус выбрал ягненка, набросив ему на шею веревку, после чего с помощью Толлеуса натянул на себя личину покойного Гласуса и стал бродить из угла в угол, громко топая, чтобы всенепременно разбудить хозяев.

Можно было, конечно, просто войти в спальню, но пугать многочисленных домочадцев в планы старика не входило, поэтому он забраковал этот вариант. А так взрослых мужчин в доме больше нет, так что придется Хвату одному идти – выяснять, кто это там околачивается.

И он пришел. В руке не лучина, а дорогая свеча.

Наличие дреколья не исключалось, поэтому на всякий случай (опять пришлось помогать) старик заблаговременно поставил защитный пузырь с такими свойствами, что между противниками выросла глухая стена. Да, руку друг другу не пожмешь и вещь не передашь, зато от удара защитит. Это плетение придется снять, когда настанет пора уходить, но к тому моменту уже будет определенность, пригодилось оно или нет.

Толлеус к началу представления уселся в углу рядом с туесками и коробами под пологом невидимости. Затея изначально казалась ему бестолковой. Однако именно сейчас он пожалел, что согласился на все это. Вообще, его ученик – прилежный; искусник вспоминал себя, своих товарищей в его возрасте – тяги к знаниям у них было меньше. И парня нужно поощрять, потакая ему в мелочах, о которых он просит. К тому же почувствовать свою важность и причастность – это дорогого стоит. Но до чего же неудачная идея! Вот чего можно добиться таким образом? Испугать мужика – да. Объяснить, что замок на горе и его обитатели неприкосновенны, – вряд ли. Ну да что теперь делать, надо доигрывать.

Увы, старик мог создавать только неподвижные иллюзии, причем весьма небольшие и обязательно с натуры, поэтому от Гласуса у Оболиуса была лишь голова с разинутым ртом. Оставалось надеяться, что неизбалованному деревенскому жителю этого должно хватить. Пусть сам дофантазирует то, что показать не получается.

Искусник опасался, как бы не перестараться. Ну как помрет Хват? Не то чтобы очень жалко, просто не настолько серьезен проступок. С другой стороны – тогда проблема на самом деле решится.

На случай исступленного нападения все предусмотрено, убежать с криками Оболиус ему тоже не позволит. Если мужик в обморок грохнется, то никуда не денется – очнется, и представление продолжится.

Староста нашел неучтенный вариант – он вздрогнул и выронил свечу. Огонек, понятное дело, сейчас же потух, и сразу стало темно-темно. Оболтус не придумал ничего лучше, как зажечь искусного светляка. Толлеус, ругаясь про себя, разрушил его, сделав другой – маленький и желтый, на фитиле упавшей свечи. Не очень похоже, но хоть что-то. Непонятно, обратил ли Хват на это внимание – он был занят тем, что вооружился вилами и наставил на противника.

Мужик явно пребывал в нерешительности: не то ударить, не то предпринять еще что-нибудь. Но первый испуг явно прошел. А Оболиус без тени смущения стал действовать по старому плану.

– Господин Толлеус не разрешает мне есть людей и далеко от замка не пускает, – чужим голосом доверительно поведал лже-Гласус. – Он давно не кормил меня и вообще сегодня уехал. А мне нужно мясо! Ты хочешь меня сжечь, поэтому я пришел за мясом к тебе!

К сожалению, рот иллюзии не двигался. Старик думал сперва сделать копию только верхней части головы, оставив нижнюю челюсть и щеки родными, но, полюбовавшись на результат, понял, что получается плохо. Поэтому во время разговора подросток просто скрывал нижнюю часть лица под плащом, а вот теперь чуть сместил его, продемонстрировав старосте раззявленный рот.

– Сегодня я заберу у тебя барана! – С этими словами Оболиус бросил свечу (по первоначальному плану он должен был потушить лучину) и гулко затопал к выходу, таща за веревку ягненка.

Красть животное на самом деле большой необходимости не было, но требовалось сделать так, чтобы хозяин дома не списал все на ночные кошмары. Опять-таки оговорка, что вблизи замка бродит вечно голодный мертвец, – на пользу, потому что там охотится Снежок, и людям нужно дать объяснение, откуда в таких количествах взялись кости.

Теперь оставалось лишь спрятать ягненка так, чтобы его не обнаружили. А уж в замке его можно будет с чистой совестью съесть.

Толлеус оказался в неловкой ситуации, которую оба как-то не учли: ему самому требовалось выбраться на улицу, причем в темноте (сцену подсвечивать больше не требовалось, и он поспешил потушить огонек), а передвигаться совсем без звука старик не мог. Вдобавок староста не спешил уходить: он принялся шарить по полу, пытаясь найти на ощупь упавшую свечу.

Ждать рассвета в планы искусника не входило. Поэтому он плюнул и пошел. Разве что разбудил всех животных в яслях, чтобы они начали волноваться и блеять. Замаскирует это его уход – хорошо. Нет – значит, нет. Что там подумает хозяин дома о невидимых шагах – это его проблемы.

Довольный Оболиус ждал снаружи, аж подпрыгивая.

– Учитель, ягненка лучше нести, чтобы следы на земле не остались! А еще надо было тухлятину какую-нибудь с собой взять, чтобы запах был. Я как раз знаю, где лежит дохлая крыса.

Толлеус вздохнул: во-первых, парень планировал операцию, так что все претензии пусть себе высказывает. Во-вторых, лучше бы ученик подумал об искусном светляке, который выдал с головой, чем еще об одной незначительной детали, в-третьих, «лучше нести» – вот пусть и несет. Не учитель же должен это делать. Более того, если уж устраивать театр, то правильнее было бы распотрошить животное прямо на месте. В-четвертых, совершенно не нужно орать на всю деревню. Обсудить все можно и нужно потом, в более подходящем месте. Вообще искусник очень устал во время этой вылазки. Вроде бы ничего опасного, но эмоционально почему-то сильно вымотался.