Екатерина Звонцова - Серебряная клятва [litres]

– Кто-нибудь должен живым вернуться к отцу. Если я вернусь, а ты погибнешь, жизни он мне всё равно не даст. Сиди на бастионе, глупый королевич, возьми мушкет. Увидишь, что кто-нибудь нож за пазухой держит, – пригодишься.

Влади это не понравилось, он захотел сделать наоборот. Они долго спорили, но в конечном счёте, как и всегда, королевич уступил. У Лусиль в этом был расчёт: зная себя, она опасалась, что разрядит мушкет врагам в головы просто так. От затянувшейся неопределённости, от бессмысленного стояния она совсем потеряла покой. Угроза жизни Влади могла померещиться ей в простой улыбке. И тогда она не только не принесёт домой хорошее, но и приволочёт дурное – целую армию злобных огненных язычников, побратавшихся с солнечными. А как сражаются рыжие дикари, Лусиль уже знала.

– Здравствуй, Сира!

Хельмо зычно крикнул это издали и, сделав жест соратнику не двигаться, поехал навстречу. Она не откликнулась на чужое, так и не приросшее назад, отвратительно простецкое имя. Поджала губы, промолчала, остановила лошадь. Вздёрнув подбородок, она стала ждать, пока с ней поравняются. Дождавшись, смерила воеводу равнодушным взглядом.

– Здравствуй, Сира, – повторил Хельмо, видно, решив, что его не слышали.

– Меня не так зовут.

Прежде чем ответить, Лусиль выдержала небольшую, ещё на один презрительный взгляд паузу. Лошади стояли почти вплотную. Хельмо растерялся, потупился, но тут же опять посмотрел светлыми огромными глазищами. Вспомнилось: в детстве она от этих глаз млела. Они казались такими добрыми, такими приветливыми.

– Лусиль, – сказал он и чуть склонил голову. – Королевна Лусиль Луноликая.

– Королевна, – горько передразнила Лусиль, приосаниваясь. – От царевича слышу, будь ты проклят.

Это его задело, он покраснел:

– Нет, что ты. Я не царевич, я…

– Да мне-то что за дело? – прервала она, настороженно наблюдая, не дёрнется ли, не потянется ли к пистолету, к палашу? – Что тебе? Гнать нас пришёл?

– А прогоню, если захочу.

Всё те же глаза, светлые и добрые, только не по её честь была теперь доброта. Другое в глазах таилось – предостережение, мягкое, ненастойчивое. Нет, он не нападёт сейчас, безошибочно понимала Лусиль. Не нападёт, но многое потом припомнит.

– Я даю вам шесть дней, – продолжил тем временем Хельмо. – Шесть дней, за которые мы съездим по делу и вернёмся. Если не уйдёшь, порушим стены и никого уже не выпустим просто так. Будешь потом прорываться с боем. Поняла меня?

Лусиль ещё злее поджала губы. Засвербила мысль: закричать, позвать на помощь. Железнокрылые перепугаются. Перепугается Влади, выпалит врагу в голову. Да только…

– Сира.

Снова к ней обратились гадким именем. Лусиль поморщилась, но невольно заглянула Хельмо в лицо. Оно переменилось, пропала угроза, черты смягчились.

– Сира, ты ещё можешь вернуться домой. В Ас-Ковант.

– Домой? – Лусиль рассмеялась раньше, чем сообразила, что смеётся. – Домой ?

Действительно стало смешно. Так смешно, что на глаза навернулись слёзы. Вместо того чтобы стереть их, Лусиль только крепче зажмурилась да и осталась так на пару секунд. Она ощущала: губы от улыбки одеревенели.

– Ведь нет твоей вины в том, что сбежала.

Лусиль смерила Хельмо новым взглядом, от макушки до носов сапог, и брезгливо выплюнула:

– Не нужен мне ваш дом. У меня свой есть.

Даже если там не ждут.

Хельмо не удивился, не разозлился, кивнул, немо говоря: «Так и знал». Губы сказали другое:

– Тогда прими кое-что от прежнего дома. В пути не утянет.

– И подачки мне не нужны от вас.

– И всё же прими.

Говоря, Хельмо уже спешивался. Лусиль осталась сидеть, крепче сжала поводья. Солнечный воевода не смутился её недоверием; оказавшись на земле, он полез в седельную сумку, а вскоре опустил на обочину дороги три предмета. Лусиль недоуменно на них взглянула: большая бутыль, украшенная драгоценными камнями, сверкающее золотом птичье перо и корона – крошечная, детская, с тонким ободом усыпанных яхонтами солнечных лучей.

– Первый дар залечит раны, а светлую душу воскресит, – тихо сказал Хельмо. – Второй прояснит безумный разум. Третий просто будет дорог тебе как память, ведь я знаю: ты любила царевну Димиру. Теперь прощай, Сира. – Он вскочил обратно на лошадь. – Ничем больше мне тебе не помочь. Но, может, с этими дарами тебя встретят теплее. А не возьмёшь – оставь. Кому-то сгодятся.

Хельмо развернулся и поехал назад. Вскоре они со спутником уже убирались прочь.

Лусиль спешилась и всё же взяла «дары». Она легко узнала корону, ту, что хотела подарить ей маленькая плакса, её плакса. Узнала и перо, такими сверкал хвост царской регалии, Злато-Птицы, и на сердце, стоило коснуться пера, вправду стало поспокойнее. Бутыль же… внутри была светящаяся вода. Проверить бы, а ну как отрава?

В городе Лусиль сказала Влади лишь пару слов, уговорилась встретиться позже, бросив: «Всё в порядке». Затем она направилась в казарму, занимаемую железнокрылыми. Предстоял разговор, нелёгкий, да и, что скрывать, не самый приятный.

– Мы уходим, Цу. Поднимайте своих.

Командующий, который сидел на постели и, как довольно часто в последнее время, смотрел в стену, поднял глаза. Взгляд показался Лусиль ещё более «птичьим» и бессмысленным, чем обычно, но то ли из-за пера, то ли из-за чего-то ещё она не почувствовала настоящего раздражения. Она пересекла порог, подошла ближе.

– Мне жаль. Правда. Ну, поедете на лошади.

– Вы давно не почитали меня вниманием, королевна.

Можно было подумать, что её не услышали, но Лусиль заметила: болезненно скривился тонкий рот за секунду до того, как командующий заговорил.

– Знаете ли, были дела. Когда часть жителей города регулярно пытается выкурить тебя или бодается с другой, верной частью, на болтовню времени маловато.

– Знаю, королевна. Мне следовало более старательно исполнять ваш приказ.

Лусиль раздражённо фыркнула.

– Приказ порос быльём. Ничего тут не сделать. Лучше скажите мне…

Лусиль прошлась по комнате, брезгливо оглядывая её – обшарпанную, необжитую. Когда здесь ютилась местная солдатня, наверное, было ещё гаже. При Цу, с его привычкой распахивать настежь окна, тут хотя бы всегда оставалось свежо. И, слава богу, он не тащил сюда человечину. Впрочем, откуда бы, в городе никто давно не сражался. Железнокрылые ели то же, что осфолатцы. А Цу отказывался от пищи вообще.

С более въедливым вниманием Лусиль оглядела командующего – похудевшего, хмурого, с едва теплящимися огоньками в глубине кривых зрачков. Цу сидел, обнажённый по пояс, – были видны все его шрамы, включая свежий.

– Совсем не двигаются?

Лусиль указала на крылья. Командующий равнодушно покачал головой.