Анастасия Андрианова - Чернокнижник [litres]

– Так и быть, – с притворной неохотой согласился музыкант. – История моя, признаюсь, не самая увлекательная. И весёлого в ней мало.

Он неожиданно помрачнел, улыбка сползла с лица, словно смытая дождём. Алида поняла: он просто хотел выговориться, поделиться с кем-то тем, что тяготило. Алиду неожиданно кольнуло сочувствие, и ей стало даже стыдно за то, что она хотела поскорее отделаться от его общества.

– В общем, я самый обычный парень, – начал он, отодвигая пустую миску. – Не пай-мальчик, но и ничего плохого никому не делал. Мы с родителями и сестрёнкой жили в Зелёном Логе, это крошечная деревушка в пару улиц, находится чуть западнее Биунума. У нас было небольшое хозяйство: куры, свиньи, поле картошки, кукурузы и фасоли. Фасоль у нас особенно урождалась. Стручки длинные, мягкие, к августу они наливались такими соками, что, казалось, дотронься – и лопнут, и посыплются на землю мясистые, тёплые от солнца бобы. А ещё за нашими полями текла речка, и мы с другими мальчишками часто ловили там рыбу. Матушка потом запекала её в толстом слое соли. Или отец варил уху – душистую, пахнущую костром. А Никана, моя маленькая сестрёнка, по утрам всегда помогала матери по хозяйству, а вечерами, когда спадал летний зной, уходила с подружками в рощицу, собирать ягоды. Матушка как-то пожурила её, мол, маловато набрала, а она призналась, что половину собранного всегда съедает, и в корзинку мало что попадает.

Тиль улыбнулся, глядя куда-то в пустоту, как будто наяву увидел картины своей прежней жизни. Алида неуютно поёжилась. Соглашаясь его выслушать, она полагала, что музыкант расскажет какую-нибудь ничего не значащую дребедень, что-то несерьёзное, наполовину шуточное. Но Тиль, казалось, действительно вздумал предаться воспоминаниям. Алида бросила взгляд на Ричмольда, но тот по-прежнему вдумчиво жевал, не глядя по сторонам. Алида слегка пожала плечами. Пусть Тиль продолжает. Она не понаслышке знала, как мучительно иногда хочется выложить всё, что томит душу. И неважно, кто окажется слушателем: главное, выпустить то, что скопилось внутри.

– Словом, живём мы здорово. Точнее, жили… – Тиль быстро облизнул губы. – Так здорово, что и ты, Клари, наверняка осталась бы погостить на недельку-другую, случись тебе проезжать мимо Зелёного Лога. Домишки наши хоть небогатые, но всегда чистые и опрятные. С полей пахнет зеленью, цветами, а в конце лета – спелыми овощами. Да у нас даже куры ходят такие чистенькие, всё равно что твой кот! И жилось нам довольно неплохо. Сыто. Вот, даже инструмент отец мне прикупил. Он как увидел, что я вырезаю дудочки из черёмуховых веток, вбил в себе в голову, что мне нужно что-то посерьёзней. Надеялся, что я выучусь и уеду в город, буду служить музыкантом где-нибудь в приличном месте. Выбьюсь в люди, так сказать.

Тиль бережно погладил свой гобой, улыбаясь ему, словно хорошему другу. Алида пока слушала молча, попивая только что принесённый официанткой мятный чай.

– Всё хорошо было, только знаешь, как иногда случается: живёшь-живёшь, в ус не дуешь, думаешь, ну что может измениться? День идёт за днём, все они похожи, как зёрнышки на кукурузном початке, а потом раз – и будто кто-то сверху обрезает верёвку, по которой ты вверх карабкаешься. И ты уже лежишь на земле, потираешь ушибленную задницу и думаешь, что тебе с этой оборванной верёвкой, которая по-прежнему у тебя в руках, делать? Как дальше-то быть?

– Знаю, – тихо ответила Алида. Ей стало не по себе, и она поёрзала на стуле. С прежней яркостью вспомнилась та страшная ночь, когда буря не только разрушила их с бабушкой дом, но и изменила жизни. Она до сих пор задавалась вопросом: как так вышло, что именно у них оказался футляр со страницей? Почему именно ей было суждено лишиться всего, что составляло её милые, тихие будни? Воистину, Тиль прав: кто-то наверху просто обрезает верёвку, по которой ты карабкаешься вверх, навстречу будущему, ты теряешь всякий ориентир и просто не понимаешь, что со всем этим делать…

Ещё чуть-чуть, и она совсем расклеилась бы. Алида неровно втянула носом воздух и приказала себе успокоиться. Вольфзунд готов им помочь, пусть и не бескорыстно, и всё ещё может закончиться хорошо. Алида увидела, что Ричмольд нерешительно протянул к ней руку, словно хотел утешить. Фыркнув, она отстранилась. Не хватало ещё, чтобы он возомнил, будто она нуждается в его сочувствии! Да если бы он не поступил, как последняя свинья, и загадал-таки, чтобы наставники снова стали людьми, у всех них сейчас началась бы новая счастливая жизнь!

Но тут же Алида подумала, что Вольфзунд не исполнил бы желание Рича просто так, а в любом случае дал бы ему задание. Так что ей пришлось признать, что вряд ли к бабушке вернулся бы человеческий облик, даже если бы Рич сразу попросил об этом Вольфзунда.

– И что же произошло, Тиль? – Алида встряхнула головой, чтобы прогнать мрачные мысли, и сделала глоток чая. Напиток успел чуть остыть, но всё равно вкус мяты успокаивал.

– В один день всё стало не так, – вздохнул Тиль. – Мы с отцом поехали в город. Мы наведываемся туда один раз за сезон, чтобы передать в министерство торговли данные о наших урожаях и прибыли. Они там считают, какой налог мы должны заплатить, а потом с этой бумажкой нужно идти в ведомство по делам фермеров, чтобы получить выписку на оплату, а потом… В общем, отец взял меня с собой в Биунум. Мать и Никана составили список, что мы должны прикупить. Ну, там, лекарства для скотины, новые сапоги, отрезы ткани, бумага… Никана очень просила меня купить ей фарфоровую куколку, хотя бы самую маленькую. Я даже видел в Биунуме такую лавку, где продавались жуть какие хорошенькие куколки, но страсть какие дорогие. Там ещё заправляет миловидная иноземка. На обратном пути я бы обязательно купил игрушку. Пусть даже пришлось бы отказаться от того, что я хотел приобрести для себя. Никана, она такая… Она бы тебе понравилась, Клари! Самая ласковая девчонка. Смешливая такая.

Тиль снова посмотрел куда-то в сторону с мечтательной улыбкой. Солнце заглянуло в окно, заплясав на взъерошенных каштановых волосах музыканта. Его лицо выглядело совсем мальчишеским, а в грустных глазах, как ни странно, сейчас зажглись озорные искорки. Алиде подумалось, что в былые времена он был весельчаком и душой компании, а сейчас вынужден прятаться по захолустным деревенькам, совсем один. «У меня был Мурмяуз. И Рич. Я не была так одинока, – подумала Алида. – Наверное, Тилю сейчас очень тяжело».

– Отец всю дорогу возмущался, что Магистрат с недавних пор ввёл новый налог на земельные наделы. Мол, при возделывании трёх и более разных культур фермер платит на треть больше, чем тот, кто выращивает, скажем, одну картошку. А кто, скажи мне, содержит своё хозяйство и выращивает что-то одно? Так не проживёшь. И не прокормишься. Получили мы, значит, расчёт в министерстве, и отец как начал ругаться. Налог получился просто сумасшедший! Нам ни за что не хватило бы денег на зиму, если б мы его заплатили. И это при том, что бедными мы никогда не были. Нас, конечно, выперли из зала, а отец прямо на ступенях министерства разорвал бумажку. Я понял, что после такой нервотрёпки ему нужно промочить горло, ну и сам предложил ему заглянуть в «Сизого гуся». Ну, кабак такой, может, слышала. Хотя откуда тебе знать…