Галина Гончарова - Попасть – не напасть [litres]

Говорят, златоглазая уже на последних сроках была, когда узнала, что любимый ее на другой женился. И в тот же день пропала, как не бывало.

По следам собак пустили, искали, а только дошли до лощинки и ахнули. Скита словно не было, пятно черное на его месте, лощинку туманом затянуло, а в том тумане ровно кто жалобным голосом поет. Колыбельную малышу… Без слов, а только понятно все, так мать свое чадо укачивает.

Искали, кричали, с собаками все прочесали…

Никого не нашли.

Ни монахов, ни девушку… Никого.

Говорят, как барин приехал да узнал это, пошел он тоже в лощинку. Нашли наутро седого как лунь, а лицо… И не узнали сразу-то. Словно что-то ужасное он увидел, да так и помер от страха.

А колыбельная там так и звучит.

И вот еще как говорят: мужчины там сразу загибнут. А у женщины еще, может, и есть шанс.

Я задумалась.

– Я Ваню попрошу со мной не ходить.

– И сама б ты не ходила. Ни к чему это…

Мне оставалось только пожать плечами. К чему, ни к чему…

Лощинка и лощинка. Если можно там купить землю и что-то выращивать… Плевать на ту историю! Свою напишем!

– А в скиту что-то выращивали? Бабушка не говорила? То есть прабабушка?

– Не говорила. Но должны были… Наверное…

Мать ушла, а я лежала и смотрела в потолок.

Что там такое, в этой лощинке? Что там может оказаться?

Не знаю. Но сходить определенно надо. Посмотреть, подумать… Серьезно, здесь я ничего выращивать не смогу. А там, может, и шансы есть?

Я махнула рукой на все размышления, усилием воли расслабила мышцы лица и принялась мерно дышать и считать до ста. На третьем повторе упражнения меня накрыл глубокий крепкий сон.

Утром Ваня подъехал к крыльцу на небольшой телеге, запряженной флегматичной коняшкой.

– У соседа попросил, – ответил он на мой вопрос. – Сказал, дрова купить да привезти… Заплачу.

Я кивнула. Правильно, ни к чему лишние разговоры, а дрова мы на обратном пути купим.

– Зря вы это, – повторила мать.

Я молча полезла в телегу.

Зря, не зря…

А что еще делать?

Коняшка мерно рысила по дороге, поднимая пыль. Пахло чем-то уютным и спокойным… Из детства. Поскрипывали колеса, сияло прохладное еще весеннее солнышко… Я куталась в шаль.

– Ваня, расскажи, как вы тут жили? Без меня?

Парень посмотрел на меня.

– Вот так, Маш. Жили… Скажешь тоже. Я копейку сшибал где мог, Аринка от рук отбилась… Ты приехала, у меня хоть надежда появилась. Петька на глазах оживает, Аришка хоть и дичится, а приглядывается. Знаешь, как паршиво бывало…

Словно кран сорвало, и кипяток хлынул во все стороны.

Я слушала, и очень тянуло вернуться и медленно, со вкусом пришибить их мамашу. Как она сидела по два часа над блузкой, потом падала в кровать с мигренями. Как постепенно растеряла всех заказчиков.

Как Ваня носился по городу, где разносил, где подносил… Как его били несколько раз, чудом не отбив нутро.

Как Аринка пыталась помочь и присмотреть за маленьким Петей, и как они болели, а Ваня с ума сходил от страха. Мать даже не пыталась помогать, лежала рядом и стонала, что ей плохо, она страдает и переживает. А мальчишка не знал, где достать денег хоть баночку меда прикупить… Может, горячим напоить… Спасибо, соседи чем могли помогали. Только вот старики померли в том году, а те, кто въехал… С ними мать отношения сразу испортила.

Как отравили первого их пса, потому как мать разругалась со всеми, с кем могла и не могла. Второго – да, Карп пришиб, а первого вот… Отравили. И Ваня пытался выхаживать собаку, которая до последнего смотрела и руки ему лизала, прощения просила, что оставляет…

Я не плакала. Я просто дала ему выговориться. И когда Ваня замолчал, сухо и горько всхлипывая, давясь сухими спазмами, положила руку ему на плечо.

– Я вас не брошу. Мы теперь вместе, мы справимся. Клянусь.

И словно струна прозвенела.

Бывает такое иногда. Скажешь слово и понимаешь, здесь и сейчас тебя услышали. Недаром в начале было Слово. И сейчас прозвучало так же.

Я не уйду отсюда, пока все трое детей не будут пристроены. Хорошо пристроены.

А мамашу я за ноги на березе подвешу. Сволочь старая! Это ж надо малявок до такого состояния довести?

Сука!

Вот если б не страшная история, в жизни бы ни в чем это место не заподозрила. И ехать недалеко – минут двадцать от города, и местечко уютное… Ручей журчит, деревья стоят, кстати, не сосны, а лиственные. Березка, осинка…

Лощина… Несколько холмов, невысоких таких, уютных… Так и хочется вон на том, похожем на спящую кошку, построить симпатичный домик. Одноэтажный, деревянный, с черепичной крышей…

А все же…

И лошадь чего-то ушами прядает.

И туман стоит в распадке между холмами.

– Вань, ты привяжи ее и посиди здесь, – попросила я.

– Я с тобой пойду.

Я покачала головой.

– Не пойдешь. Ты парень, тебе сложнее будет. Одна я, может, и разберусь, а если не так что пойдет? И сама пропаду, и тебя за собой утяну? А у нас мелкие…

У нас.

Уже у нас.

Ваня нахмурился.

– А если ты…

– Если меня больше трех часов не будет… Ну, до полудня край, поезжай в город. Я в банке распоряжение сделала, если что, ты мой наследник. Понял?

– Не хочу я этих денег.

– А мелких кормить хочешь? Цыц!

Ваня надулся, а я слезла с телеги, отряхнулась и направилась в распадок.

Шаг, другой… И туман окутал меня уютным серым пуховым одеялом.

– А-а-а-а… А-а-а… А-а-а-а… А-а-а…

Чей-то голос словно бы мурлыкал ребенку. Знаете, как бывает, слов не помнишь, а мотив самый что ни на есть подходящий. И мурлычешь просто на мотив песенки, и ребенок успокаивается…

А туман все глуше, он окутывает, и вот уже даже неба не видно…

Довольно!

Я решительно тряхнула головой. Маруська, вспомни, ты маг! Паршивый там, не паршивый, а все-таки…

Маг земли? Ну так помоги мне, мать сыра земля…

Я медленно опустилась на колени и погрузила пальцы в землю. Прохладную, уютную… Запахло чем-то свежим, грибным.

Песня стала еще отчетливее…

И где же это поют? А если попробовать найти? Туман тут не помощник, зрение тоже… Но я же маг земли? А земля – это дороги. Неужели не найду? Не дойду?

Только как идти, если отнимаешь от земли руки и опять чувствуешь себя ребенком в темном лесу? Страх накатывает, одиночество, беспомощность…

А если так? Нельзя идти, так я на коленях поползу! Благо юбка длинная, коленки не обдеру…

Первое движение вышло неловким, но четыре точки опоры всяко лучше двух!

Наверное, смешное я представляла собой зрелище. На четвереньках, в шали, завязанной узлом и заткнутой за пояс, я медленно и упорно, с закрытыми глазами ползла туда, откуда слышалась песня.

Шаг, другой, третий…

Ёжь твою рожь!!!

С этим воплем я куда-то и провалилась.