Галина Гончарова - Попасть – не напасть [litres]

Вы никогда всеми четырьмя точками опоры об камень с размаху не ударялись?

Вот и не надо, вы ничего не потеряли. Ощущение отвратительное, могу подарить, кому понравится. Глаза сами собой открылись от удара. Рот открылся следом за ними.

Это была пещера.

Или… Как называются подземные гробницы? Черт его знает… Вроде и помнила слово, а вот вылетело из головы. Склеп? Да, что-то вроде…

Маленькая подземная гробничка.

И сидит на сгнившем деревянном гробу девушка с золотыми волосами, и мурлычет ребенку у груди песенку, а ребенок смотрит, и глаза у него такие же, золотые… Точь-в-точь как у нее.

Я только рот открыла.

– Ты…

– Я. А ты кто?

– Маруся, – ляпнула я. – А ты?

– Меня любимый Нитой называл.

– Анитой?

– Нитой, – нахмурилась девушка.

Или женщина?

Хороша она была неимоверно. Даже в простой рубашке, даже в полутьме… Блин! Солнышко, да и только. Идеальные черты лица, громадные глаза, волосы словно жидкое золото…

– Нита, а что ты здесь делаешь?

– Прячусь…

– От кого?

– От убийцы…

Я замотала головой.

– Нита… Давай я тебе расскажу, что я знаю. А потом ты мне расскажешь?

Девушка медленно прикрыла глаза. И на миг мне показалось, что зрачки у нее вертикальные. Хотя это почему-то не удивило. Наверное, я уже многое принимала как данность. Есть магия, есть девушки с вертикальными зрачками, есть… Да много кто есть. Чего тут удивляться?

Вот не укусит?

Эх, знала бы, так шею б купоросом натерла, на всякий случай. А так…

Авось и не цапнет. Клыков у нее точно нет. Только ребенок у груди. Маленький, красный, сморщенный, словно вчера родился, только и того, что глазки открыты, и не бессмысленные они, а золотые. Как у девушки.

Я прокашлялась от пыли, села прямо на пол, не отрывая рук от земли, и заговорила, пересказывая мамашкину историю. Про скит, про лощинку…

Девушка слушала внимательно, потом покачала головой.

– Не так все было.

– А как? – воспользовалась я случаем. Чего б не спросить?

Девушка нахмурилась.

– Гадко было. Очень гадко и грязно…

– Расскажешь?

Губы девушки дрогнули.

– А и расскажу. Пора уж…

История вышла действительно гадкой и грязной.

Кем была златоглазая, она не рассказывала. Упомянула, что поссорилась с кем-то намного более сильным, была побеждена, бежала. Не было другого выхода.

– Ты ведь не человек? – уточнила я.

– Нет.

– А кто?

– А ты хочешь это знать?

– Есть подозрение, что все равно расскажешь.

Девушка хмыкнула.

– А если так?

Моей руки коснулось нечто. Я опустила глаза и невольно ахнула.

– Ёжь твою рожь!

Но если девушка рассчитывала, что я тут в обморок упаду или истерику устрою…

Щаз-з-з!

После нашей российской реальности она уже не котировалась. Подумаешь, до пояса нормальная девушка, а ниже пояса – змеиный хвост. Золотой, кто бы сомневался. И чего тут пугаться?

Вот вы хоть раз в пенсионном фонде были? А в поликлинике? А налоговую декларацию заполняли? Вот где ужас-то! А получеловек-полузмея… И что?

– Кусаться будешь?

Девушка рассмеялась, коротко и невесело.

– Не буду. Хорошо, что ты не боишься.

Я пожала плечами. Не могу сказать, что я в диком восторге, но и ужас тоже изображать не стану.

– Не боюсь. Что дальше было?

– Я бежала. Силы кончились, меня подобрали монахи. И там был один человек…

Я подняла брови. А подробности можно?

Можно.

Как оказалось, скит не просто так стоял. На тот момент в нем жил один человек, которому и вовсе не жить бы на белом свете.

Демидовы, да… Гнилое семя, дурное племя.

На тот момент у патриарха Демидовых, то есть старшего мужчины в роду, который и получил основное наследство, было семеро детей. Четыре дочери, три сына. Вот младший и начудил.

В плане маркиза де Сада.

В детстве кошек и собак мучил, в юности за людей принялся. Начал девушек резать… Родные первыми поняли, что «это ж-ж-ж неспроста». Допросили юношу по всей строгости, ужаснулись и увезли в Березовский. В скит. И охрану приставили.

Такой вот расклад. Два монаха, два охранника и сам Иван Демидов. Младший сын. Понятно, что здесь делал второй Демидов, Андрей? А то самое. Брата навещал.

Я задумалась.

– А как же он тебя не того-с? Иван?

– Что толку над бесчувственным телом издеваться? – пожала плечами красавица. – Я ведь и не соображала ничего… Хоть ты убивай меня тогда. А чуть позже, когда я в себя пришла, Андрей приехал. Меня увидел, с собой забрал, Иван хоть и злобился, но спорить не решился. Мне сказал, чтобы возвращалась, он-де ради меня на все готов.

– Ты поверила?

– Я ведь о нем ничего не знала. Это потом он сам рассказал, скольких убил, скольких…

Девушка замолчала, прикусила кончик косы, и прошло минут десять, прежде чем она заговорила снова.

– Андрей не таким был, как брат. Мне так казалось. Любил меня, на руках носил, красивый, веселый…

– А разве ваше племя может… С людьми?

– Можем. Только никогда не связываемся, – махнула рукой девушка. – Мужчины еще погулять могут, а женщины стараются подальше держаться. Для меня день пройдет, а для него – год. Такой вот…

Она задумалась, и я помогла подобрать слово:

– Мезальянс?

– Да, что-то вроде. Мы и любим сильнее, и переживаем острее, кому ж охота потом тысячу лет любимого оплакивать? Видеть, как он стареет, как…

– А тут ты себя плохо чувствовала. И не убереглась.

– Я даже истинный облик принять не могла. Так мне плохо было.

Я кивнула.

– С этим понятно. А потом… Полюбила?

– Да.

– А потом Андрей Демидов женился. А тебя захотел оставить любовницей.

Девушка скривила губы.

– Все еще хуже.

– Даже так?

– Так, Маруся. Я ведь дурочкой была, я ему свое имя открыла и родовой знак отдала. Думала, навек мы связаны.

– Родовой знак?

– Видишь мои волосы? Хвост?..

– Вижу. Красиво.

– Золото я могу чуять. У вас таких, как мы, полозами зовут. Мы подземные жилы ведаем, руды, металлы, камни – все нам покорно. Кому слабее, кому сильнее. Кровь поет, а горы откликаются…

У меня аж во рту пересохло.

– А ты отдала Демидову родовой знак.

– Он из моей крови сделан был. И власть надо мной давал полную…

– Знак он принял, а жениться…

– Женился он на другой.

Этот расклад мне тоже был понятен.

– Ясненько. От тебя золото, а там, небось, связь выгодная. Союз с каким-нибудь юртом, да?

– Да.

– Захотели Демидовы на двух стульях сидеть. Ясненько. Тебе это не понравилось…

– Я в тягости была, на последнем месяце. А как поняла, что со мной сделать хотят…

– Я бы тоже сбежала. Или убила бы эту дрянь к ежу колючему, – искренне посочувствовала я.

– Не могла я убить. У них доля моей крови, мой амулет.

– Вот ёж! Вляпалась ты, подруга.