Себастьян Кастелл - Последний трюк [litres]

– Бателиос? – спросил я, почти уверенный, что это какой-то мираж. – Что ты здесь делаешь?

Он показал на самую крупную женщину, которую я когда-либо видел – она как раз надевала на руки шипастые кастеты.

– Когда моя маэтри, идущая Путём Устремлённых в Небо Дубов, сообщила, что конец света близок, я, естественно, предположил, что найду неподалёку своего хорошего друга Келлена.

Волна ворчания и рыков пронеслась над дюнами к северу отсюда. Все, и джен-теп, и аргоси, повернулись и увидели десятки, десятки прыгающих и планирующих меховых комков ярости и бешенства, устремляющихся к нам. Их возглавлял особенно дьявольский с виду белкокот с ярко-алой шерстью, расписанной зазубренными золотыми полосками, смахивающими на молнии.

Оказалось, мой деловой партнёр всё-таки не забыл обо мне.

– Что? – спросил он, глядя на меня своими хитрыми глазками. – Я подумал, что если здесь есть один белкокот, должны быть и другие, верно?

Отряд отца, само собой, огорчило внезапное появление стольких аргоси и ещё больше – прибытие целого племени некхеков. Я видел, как многие татуировки меркнут из-за ослабевшей концентрации. Но то были настоящие маги, многие из них – лорд-маги, и вскоре пустыня заблестела отражённым светом их волшебства.

– Ну что ж, – произнесла Фериус, отряхиваясь и поправляя свою приграничную шляпу, – похоже, мы ввязались в драчку.

Напряжение противостояния удерживало пустыню в своих объятиях. Слышалось только тревожное дыхание, когда каждый из нас ждал искры, которая разожжёт дикий пожар насилия и кровопролития. Солнце едва начало выглядывать из-за горизонта пустыни, как будто поднималось, чтобы посмотреть, что будет дальше.

Я поймал себя на том, что вынимаю из подола рубашки одну из монет кастрадази, чувствуя её вес, прохладу, но главным образом то, что она ощущается как пророчество этого момента. Аргоси и джен-теп. Обманщики и маги. Две стороны одной и той же монеты. Подбросьте монету, и какой стороной она упадёт?

В кои-то веки я не был испуган. Мгновение на самом деле было… красивым. Есть нечто, о чём говорят с почти мистическим благоговением столько воинов, повстречавшихся мне в путешествиях, от солдат до маршалов и самой Ториан. Как там она выразилась?

«Взгляд мужчины, когда он уверен – до мозга костей уверен, – что вот-вот разобьёт моё хорошенькое личико, а потом вдруг оказывается на земле, глядя на меня снизу вверх и гадая, не последний ли это его день на земле».

Нет. Дело не только в этом. Помню, как однажды ночью я играл в кости с группой дароменских солдат, спрашивая их, не боятся ли они идти в бой. Они сказали, что отчасти боятся, но под страхом таится странное чувство удивления. Сначала даже не разберёшь, что ты чувствуешь, но потом посмотришь на мужчину или женщину слева или справа и без единого слова поймёшь: они готовы рискнуть своей жизнью ради тебя, а ты – ради них. «По-другому не скажешь, – объяснил мне один солдат. – Это за гранью товарищества, за гранью дружбы или семьи. Как будто ты…»

Женщина рядом с ним, с лицом, покрытым множеством шрамов (один её глаз прикрывала потёртая чёрная повязка), сказала: «Как будто ты входишь в ворота величайшего города в мире. Такого, какой не может существовать, потому что ни один архитектор никогда не смог бы себе его представить. Такого, за который ты без раздумий отдашь жизнь, потому что, хоть ты и знаешь, что однажды умрёшь, защищая его стены, твой дух всегда будет его частью».

Здесь, рядом с Фериус, Нифенией и другими аргоси, с Рейчисом и его наспех собранной армией белкокотов, я почувствовал, что стою перед воротами этого великолепного города. Сражаться бок о бок с ними будет прекрасно. Чудо века, когда батальон разношёрстных братьев по оружию бьётся с непримиримым врагом, защищая мир, кажущийся невозможным. Это будет своего рода волшебством.

Но затем мои мысли обратились к другой игре – той, в которую я играл с Келишем все ночи по дороге в Берабеск.

«Визирь Куожу говорит… – Квадан начинал все свои уроки так, словно для него было жизненно важным убедиться, что я знаю: любая изложенная им мудрость принадлежит кому-то другому. – …Несмотря на тысячи стратегий, написанных о шуджане, есть только два способа подойти к игре».

Он поднимал одного из своих выкрашенных в синий цвет деревянных лучников.

«Рассматривайте каждую фигурку как живого человека, чья судьба находится в ваших руках. Или относитесь к каждой жизни так, будто она лишь фигурка на игральной доске – та, которую можно использовать и выбросить по мере необходимости».

Несмотря на ограниченный опыт в игре и философии Берабеска, недавно я стал своего рода экспертом по той лёгкости, с какой люди относились к человеческим жизням как к маленьким деревянным фигуркам на шестиугольной доске. Размышляя о том, что сейчас случится, я почувствовал, как метки моей Чёрной Тени начинает пощипывать: им не терпелось повернуться и показать мне возможные результаты новой игры. Но я заставил ощущение угаснуть. Мне не требовался мой энигматизм, чтобы узнать, что произойдёт дальше.

Джен-теп будут использовать свои заклинания с убийственной эффективностью, противостоя мириадам трюков аргоси и свирепой храбрости белкокотов. Многие с обеих сторон погибнут, их крики поглотит простор пустыни, их кости останутся гнить в песке.

Почему-то я знал, что выживу.

Не уверен, с чего я был убеждён в таком исходе. Наверное, за последние несколько лет я столкнулся со столькими ужасными вызовами, что не мог представить себе ни одного поворота событий, который не привёл бы к тому, что я стою, а кто-то другой лежит на земле у моих ног в луже собственной крови.

Все, кроме одного поворота.

Иногда жизнь – это игра в кости, но я всегда был больше картёжником.

Отец ждал, что я заговорю, брошу ему вызов.

Медленно, стараясь убедиться, что не сломал ни одного ребра, когда он швырнул меня на песок, я поправил на поясе футляры с порошками, удостоверился, что ремень, удерживающий колоду метательных карт, надёжно закреплён на бедре, проверил каждую из оставшихся четырёх монет кастрадази и только тогда повернулся к отцу и произнёс односложное заклинание:

– Нет.

В слове, которое я произнёс, не было никакой магии, почти никакого настоящего вызова, и всё же оно подействовало на Ке-хеопса, как пощёчина.

– Нет? – недоверчиво переспросил он.

– Нет, отец. Никакого предательства по отношению к твоим союзникам. Никакого уничтожения их армий. Никакого великого возвышения джен-теп, чтобы доминировать над континентом. Всё, хватит.

Он показал на аргоси, стоящих вокруг меня.

– Не можешь же ты верить, что эти бродячие пустынные игроки и несколько некхеков способны победить военный отряд?