Денис Тихий - Руны и зеркала [сборник litres]

– Хорошо, я подожду. Извините.

Дверь с шипением встала на место. Как эта нахалка прошла мимо Асы? Ладно, хватит, не до нее.

Он закончил с побочкой и сбросил результаты себе в папку. Все бумажки, разъяснения для родных и лечащих врачей, с выделенными красным «как можно быстрее» и «строго согласно предписанию» – все это потом, дома, для этого вычислительные мощности не нужны. Оставшееся время можно отдать следующему пациенту.

Когда он вышел, миз Клара Тулле из федерального агентства сидела у Асы, в кресле для посетителей. Как примерная девочка, сложила руки на коленях, устремила на него ясные глаза.

– Профессор Коппер, теперь мы можем поговорить?

– По-видимому, это неизбежно, – проворчал он, укоризненно покосившись на секретаря. – Теперь я располагаю временем, задавайте ваши вопросы.

– Вопросы конфиденциальные, они касаются расследования, которое я сейчас веду.

– У меня нет персональных апартаментов в этом здании. Если разговор длинный, давайте переместимся в лабораторный корпус.

– Не настолько длинный, – она улыбнулась. – Я дойду с вами до стоянки, если вы не против. Всего один вопрос, точнее, просьба. И мне не нужен немедленный ответ.

– Хорошо, идемте. Всего наилучшего, Аса.

Жестом он пригласил федералку пройти в коридор.

– Вы меня заинтриговали. Итак?

– Профессор Коппер, вы впервые прилетели на Фебу в восемьдесят первом году?

– Что?.. Ну да, насколько я помню.

Не то чтобы он ожидал чего-то определенного, но вопрос о событиях девяностолетней давности был за рамками самых неопределенных ожиданий. Впрочем, что бы там ни было, не в его возрасте бояться этого учреждения.

– Пятнадцатого мая фебианского, на «Синем Соколе»?

– Боюсь, вы осведомлены об этом лучше меня.

– Тем же кораблем летела женщина, следы которой я ищу. Она пропала, судя по всему, сразу по прибытии. Нет никаких сведений, за исключением того, что у нее был как минимум один ребенок, – нам известны ее потомки. К сожалению, их родословная по этой линии прослеживается лишь на два поколения.

Правительству внезапно понадобилась женщина, пропавшая без малого век назад. Обыкновенное дело. Слух опытного административного работника, более чувствительный, чем любая программа поиска отклонений от среднего, отметил слегка аффектированную небрежность упоминания о «потомках». Какие-то особенные потомки?..

– Так в чем состоит ваша просьба? Вы думаете, я вспомню особу, с которой летел на одном корабле?

– Это наша последняя надежда. Записи с камер космопорта, как вы понимаете, давно стерты, а найти живых свидетелей… м-м…

– А последний живой свидетель – я. Вынужден вас огорчить, миз Тулле. Я, конечно, не помню всех деталей того путешествия, но совершенно точно, что никакая женщина не рассказывала мне о своих планах. Я мало общался с другими пассажирами.

– Вы могли ее видеть.

Федералка протянула ему свой комм. На фотографии – симпатичная, даже красивая дама, через плечо перекинута черная коса, заплетенная ажурными петлями.

– Сожалею. Может быть, и видел, но… сами понимаете, столько лет. Я бы запомнил, если бы из космопорта кого-то увезли в мешке вооруженные бандиты, однако этого не произошло. По крайней мере, не при мне.

Клара Тулле не улыбнулась в ответ. И когда они вышли в сквер перед обиталищем Очень Большого Компьютера, заговорила снова.

– Профессор Коппер, я задам личный вопрос. Правда ли, что по прилете вы приняли нейропсин?

– Что за… Хорошо, да. Да. Предположим. Простите, а это вам откуда известно?

– Из вашего интервью «Блу Маунтин Кроникл», – безмятежно ответила Клара. – Вас спрашивали, как вы относитесь к мем-драгс, и вы рассказали, что сами однажды использовали нейропсин, чтобы запечатлеть момент своего прилета на Фебу. И что так и не провели реактивации.

– Не провел. В молодости все фантазеры, но на самом деле в нашей профессии не до романтических реминисценций, просто не было времени и желания, если угодно… Стойте. Вы что, хотите, чтобы я сделал это сейчас?

– О, не прямо сейчас, – женщина весьма правдоподобно изобразила смущенную улыбку. – И, профессор, я понимаю, что прошу очень многого. Если такая процедура в вашем возрасте сопряжена с риском, то, конечно…

– Причем здесь мой возраст?!

– А… да, конечно, но ведь почему-то их запретили, верно?

– Бросьте, никто их не запрещал. Просто оказалось не так интересно, как мечталось, и не так удобно. Дело не в этом, миз Тулле! Вам так много обо мне известно – вряд ли вы не знаете о моих нейрологических особенностях. – Повернув голову, он коснулся пальцем якобы незаметной пластинки на виске. – Вы понимаете, что искусственные нейроны гораздо моложе интересующего вас периода и никаких нейропсиновых меток не несут по определению?

– Да, я понимаю. Но ведь это не зрительная и не слуховая зона? Только небольшой участок двигательной зоны, верно? А совершать движения вам и не нужно будет, я имею в виду, искусственная кома… сэр.

– Вы уже добрались до моего врача?

– Нет, я прочитала в открытых источниках. О вас много пишут, профессор.

– Ну да, разумеется. Для вашей затеи безразлично, буду ли я в этом сновидении здоровым или парализованным, лишь бы зрячим.

– Это стоит уточнить у специалиста, но, если я правильно поняла, вы не будете ощущать себя парализованным. Вы не сможете двигаться, но вы бы не смогли в любом случае. А все ощущения – осязательные, внутренние… ну, это будет примерно как в ВР-костюме, но еще более реалистично.

– Сроду не надевал BP-костюма, – желчно ответил сэр Ханс. – Ладно, вы отлично подготовились, но я вам скажу без всякой реактивации: практически все время, что я тогда провел в зале космопорта, я читал. Читал литературу по специальности, я был очень целеустремленным молодым человеком. Помню примерно, какие это были статьи. Но в течение этого часа мимо меня мог пройти имперский балет Дайцина в сценических нарядах, и я бы не заметил! А соответственно, как вы догадываетесь, я и теперь не увижу ничего из того, на что не посмотрел тогда. Реактивация не машина времени, знаете ли.

– Я понимаю… (Взгляд ее стал пристальным.) Вы провели там целый час? Это огромная удача!

– Я провел там час. Миз Тулле, вы слышали, что я сказал перед этим?

– Профессор. Я прошу меня простить, если моя просьба показалась слишком бесцеремонной. Пожалуйста, не отвечайте мне прямо сейчас. Разрешите связаться с вами завтра.

Походка у нее тоже была мужская, и отмашка рукой как у людей, часто вытаскивающих оружие. Сэр Ханс глядел ей вслед и спрашивал себя, почему эта просьба, пусть эксцентричная, нелепая, так сильно его раздражает.

Сведения федерального агентства были верны. Таблетку подарил знакомый из Стэнфорда, Фрэнк и как-то там дальше. Забыл фамилию, но это еще не нейродегенерация, надо будет – найду. Зато прекрасно помню его самого: рыжеватый, весь в веснушках, улыбка, слишком широкая для физиономии хорька. Он занимался интерфейсами мозг-мозг, таблетка была не их, он раздобыл ее в соседней лаборатории. Бар после конференции, текила-бум, еще текила-бум. Стробоскопические синие вспышки в сумраке делают лица похожими на голограммы. Фрэнк давит кнопку аудиокупола на столике, музыка глохнет, отступает, и становится уютно, как в палатке, и мы сами невольно понижаем голоса.