Денис Тихий - Руны и зеркала [сборник litres]

Кленовый лист падал в колодец двора, неторопливо выводил петли, росчерки и крючки. Невероятно, чтобы простой лист мог двигаться так осмысленно – словно в прозрачном воздухе обозначается и тает, символ за символом, строка японского стихотворения, которую некому прочитать. Другие листья, какие-то длинненькие (ива? откуда в городе ива?..) лежали на тротуаре, и там, где через арку светило солнце, блестели неожиданно ярко, будто белые зеркальца. Тротуар тоже блестел. Старый человек вел на поводке лохматую длинную собачку, вполголоса увещевая: «Фу я сказал, значит, фу. А если ты это съешь, тебе опять будет плохо».

Итак, приказ: пойти туда, не знаю куда, найти то, не знаю что. Где я вообще-то? Марго включила карту в эскоме (Лара сказала, это можно и даже нужно, чтобы не заблудиться). Прочитала названия улиц вокруг жирной синей запятой, означающей ее саму. Названия знакомые: «Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой» – когда в школе был проект про войну, учительница принесла им файлы песен. Ни одно из этих названий не ассоциировалась с конкретным местом. Она была в курсе, что есть такие улицы, но то ли она никогда на них не бывала, то ли бывала, но не знала, что они так называются. Центр, чего тут ходить особенно. Тут все для богатеньких.

Марго забросила за спину концы шарфа, вздохнула и зашагала через арку – гулять по незнакомому городу.

Сначала она очень парилась, как же без фоток и коротких постингов в снизер запомнить все, что видит. И потом никак не могла вспомнить, что видела первые сто метров. Да и не было ничего прикольного – машины, толпы на тротуарах. Потом решила запоминать только то, что понравится, и сразу стало легче.

Вот провал между высокими домами – низенький домик с каким-то кафе и крона дерева за ним. Похоже на окно в стене. А в нескольких шагах, возле платной стоянки, прямо под ее бегунками, на лоснящемся тротуарном покрытии что-то написано. Не реклама – неразборчиво и много, не пожалел человек широкого светло-голубого маркера. Стихи, только в строчку.

«Я боюсь, что слишком поздно стало сниться счастье мне, я боюсь, что слишком поздно потянулся я к беззвездной и чужой твоей стране. Мне-то ведомо, какою ночью темной, без огня» – дальше колесо и борт наглой японо-марки, взгромоздившейся на тротуар.

Пешеходный светофор засветился зеленым и тоненько запел, Марго свернула в переулок. Там сразу тишина, машины проползают осторожно, и слышны голоса прохожих. «У м-ня бар-булька на складе, она ж дорогая…» – толкует небритый и не очень трезвый дядя кому-то невидимому. Псих? Нет, вот она – гарнитура в ухе. Барабулька у него на складе. Кажется, морская рыбка. Поэтому и дорогая, наверное. И никому не нужна? Или, наоборот, до того нужна, что необходимо срочно приставить охрану? Мы, москвичи, такие…

Все еще размышляя о барабульке, Марго увидела впереди деревья и между ними зеленое зеркало воды. Карта сообщила, что она на Малой Бронной. Под ногами среди рекламных баннеров – нелегальная надпись, уже не маркером, а краской, если поймают – штраф в размере минимального оклада: «НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ». Спасибо, но предупреждение опоздало. Вчера надо было.

Старые, могучие каштаны и липы. Листья каштанов уже побило ржавчиной по краям. Марго пошла вдоль невысокой решетки, разглядывая тех, кто гулял по дорожкам у пруда. Они на нее совсем не обращали внимания, как будто она глядела сквозь стену. Мальчик сосредоточенно учится ездить на электроскейте, тренирует равновесие и нажим стопы (и почему, интересно, ты не в школе, юный инфринджер? Вот так и начинается: сначала уроки прогуливаем, потом от армии косим…). Чернокожий красавец с дредами нежно поправляет дреды на голове у белой подруги. К фонарному столбу прилеплен лист:

«КОТ!!! В миру примерно год. Дрессурой не замучен, но к ящику приучен. И стол, и стул хорош, возьми его кто хоть».

И фотография полосатого Кота на чьих-то джинсовых коленях. Сколько поэтов в Москве, аж плюнуть некуда. Одна Марго не поэт.

Сквер кончился, на углу кирпично-красного дома открылась дверь, из которой запахло кофе и плюшками. Кофейня «Маргарита», ха! Дальше началась скука: магазинчики винные, цветочные, подарочные, бутики, деловые центры, банки, шикарные безымянные конторы «кому-надо-тот-знает» с чугунным литьем у подъезда и тонированными стеклами в окнах… Всё гладко оштукатуренное, покрашенное в приятные цвета и, как Марго усвоила с детства, абсолютно ненужное им с матерью, кроме, может, аптеки и продуктового магазина. Но есть Марго не хотела, а лекарства от призыва в аптеке не купишь.

Справа опять потянулся парк, но уже реденький, неухоженный и за высоким забором из чугунных прутьев. По тротуару впереди идут девочка с белой косичкой, ее мама или бабушка. Одинаково шагают ноги в черных брюках. Голос девочки, немного слишком громкий, немного странные интонации. «Мы вмефьте и не ффоримся, значит, все хорошо. Правильно я фказала? – Правильно», – у мамы голос хрипловатый от усталости, но ласковый.

Направо переулок, вдоль проезжей части тянется широкий газон, и на нем, как на стрелке посреди реки, цоколь памятника. Колонка, увенчанная семисвечником, над ней маленький человек в широком и длинном сюртуке молча всплеснул руками – левая воздета к небу, правая сердитым взмахом ладони указывает вниз. («Господи, Ты видишь это, или Тебе показать?!» – как говорил учитель физики в школе, Борис Ефимович, когда проверял контрольные.) Внизу, на площадке из полированного гранита, уютно поджав колени, спит другой человек, живой, – потрепанный, краснолицый, в теплой одежде. Посмотреть, кому памятник, Марго забоялась.

Напротив дом с глухой стеной, почти без окон, на ней мозаика. Странная – никакого смысла, будто взбесилась облицовочная плитка, и никакой рекламы. Театр – точно, это и есть Театр на Малой Бронной, видела в Афише. Рядом – «Мода и стиль для кошек и хорьков». Ну вот зачем так, клиентов надо уважать, хотя бы на словах. Или это спектакль, а не услуга?

О, а вот Тверской бульвар, наверное, он ведет к памятнику Пушкину, только бы сообразить, в какую сторону… По бокам особняки, черное кружево балконов. Марго побрела по ровной дорожке между изумрудными газонами. Липы, клены, тополя такие толстые, что хочется их обнимать. Вместо Пушкина почему-то оказался Есенин, а внизу лежал, подогнув тонкие ножки, жеребенок пегаса, крылатый, бронзовый с золотыми пежинами там, где его гладят. Здесь Марго поняла, что устала. Села на скамейку, задрала вверх голову, чтобы глядеть на небо и ветви – а мимо кришнаиты понесли сине-золотую хоругвь: «Харе Кришна, ха-аре Ра-ама…»

«Осень пахнет озоном», – набрала Марго. Отхлебнула крепкого мясного бульона из кружки. «Солнце» – а что солнце? Светит? Это тупо. Ладно, про природу потом. «Здесь люди пишут стихи на тротуаре» – посмотреть, чьи это стихи, может быть, выйду на поэта… ах да, посмотреть нельзя. Есть библиотека на накопителе, но в ней поиск какой-то кривой, вместо кнопки «найти» почему-то «листать». Глупо. Хорошо, пусть просто стихи. «И даже объявление на столбе написано в стихах» – и стол, и стул хорош, возьми его кто хошь. Кажется, именно такое Соло имел в виду, когда говорил о «ненастоящих стихах». Ладно, плевать, оставим стихи на тротуаре.