Маша Храмкова - Номад [litres]

Я попала. Серьёзно влипла. Кроме всего прочего, теперь ещё и ломка станет моей верной спутницей. Отыскав сигареты, оставшиеся от последнего бойфренда, я вышла на балкон и закурила.

Как же давно я не была здесь! Не смотрела в лицо этому равнодушному, нестерпимо громкому и невыносимо яркому городу. С моего сто второго этажа землю было почти не видно. Только неоновые вывески и голограммы, проплывающие мимо окон потребителей, живущих на этом уровне. Но я знала, что где-то там, внизу, тоже есть жизнь, есть торговцы, религиозные фанатики, приверженцы культа отказа от биопортов и имплантатов. Выдохнув ментоловый дым в лицо вечно смеющемуся Нова Соулю, я твердо сказала себе, что не примкну ко всем этим отбросам, что бы ни случилось.

Ночь принесла с собой лихорадку и бредовые сновидения, закольцованные, словно змея, кусающая свой хвост. В каждом из них я безуспешно пыталась перерезать пуповину, соединяющую меня с Рин, но младенец рос и рос, пока не превращался в мою точную копию. И вот уже не пуповина соединяла нас, а петля, наброшенная на мою шею.

Я проснулась от собственного крика. Дверь на балкон осталась приоткрытой, и оттуда валил тяжёлый, пропитанный выхлопными газами воздух. Ревели двигатели антигравитаторов, развозивших по домам пьяных офисных работников. Им вставать через пару часов, а они только что закончили выпивать с боссом. Какая-то девчонка громко смеялась, и этот смех был похож на лай шакала.

Закрыв дверь, я понизила температуру в комнате до минимальной. Приняла флуоксетанг. Потом ещё. Потом ещё, вместе с жаропонижающим. Нет, недостаточно. Нужно было действовать радикально.

Набрав ванну до краёв, я приправила и без того ледяную воду кубиками льда, оставшимися после редких вечеринок в моём доме. Залезла, ощущая, как перехватывает дыхание, а сердце норовит выскочить из грудной клетки через рот.

Ну надо же: меня, лучшую тестировщицу во всём Нова Соуле, сломали собственные кошмары. Всю свою жизнь я боролась с тем, кто я есть на самом деле – клон, выращенный в лаборатории, но сегодня моё прошлое прорвалось к свету и запустило чёрные путы в самое сердце. В мой мозг, в мою кровь, испортив её, отравив, сделав грязной и непригодной. Я никогда не боялась чужой фантазии, но кто бы мог подумать, что именно мои страхи однажды погубят меня.

Рука потянулась к джойкегури, которого я по привычке носила с собой по дому. Играть было опасно – так гласила инструкция. Но по – другому мне не забыться, не вытравить эту боль из души.

– Прости, приятель, – прошептала я, подключая шнур к своему порту. Я знала, что почти наверняка заражу его, своего старика. – Со мной тоже поступили жестоко.

Единственный сюжет, который хранил в себе мой джойкегури, изначально задумывался как страшилка. Однако я смогла сделать эту игру своей любимицей, должно быть, в силу тяготения к саморазрушению.

Волна жара прокатилась по моему остывшему телу. Я закрыла глаза и через несколько мгновений оказалась на другой планете. Сегодня игровое поле было покрыто густым слоем снега. Он искрился под светом луны, и его ровная гладь лишь изредка перемежалась верхушками сосен, покрытыми снежными шапками. Я же сидела в своей излюбленной позе на одиноком камне.

Небо начало розоветь – но это был не восход. С каждой секундой становилось всё теплее, и снег таял, превращаясь в струящиеся ручьи. Талая вода омывала камень, на котором я сидела, пока, наконец, не высохла под жаром летящего астероида. Возможно, кого-то и страшил конец света, но только не меня. Мне нравилось смотреть, как под действием запредельных температур плавятся камни. Ощущать, как моё собственное тело сгорает и рассыпается на атомы, которые потом становятся частью звёздной пыли.

Игра не транслировала боль; весь её ужас и одновременно наслаждение заключалось в осознании своей гибели, распада на ничтожные частицы. Каждый раз сценарий смерти был иным, но суть сводилась к одному – уничтожению всего сущего.

И вот, паря среди звёзд и чёрных дыр в качестве разобщённых атомов, я вдруг ощутила присутствие постороннего. Кто-то собирал меня, притягивал друг к другу частицы, из которых состояло моё тело. Вирус! Он взломал мою игру и теперь переписывал её по своим правилам. Ужас охватил меня, но, всё ещё оставаясь в виде чистого сознания, я не могла сопротивляться.

Тем временем атомы складывались в молекулы, молекулы образовывали нити ДНК… Но это была не я. Вирус внедрил в программу сборки энное число мутаций, и теперь вместо меня на свет должно было появиться не иначе как чудовище.

Я закричала, взглянув на свои руки. Совершенно плоские двухмерные развёртки моих рук устремились из одной бесконечности в другую… Не дожидаясь продолжения этого адского превращения, я вышла из игры.

– Ты можешь сейчас приехать? – Я звонила своему приятелю, Хвону Чангпу.

Тот ответил не сразу: ну конечно, ведь они сегодня «зависали».

– Всё в порядке, Лин? – В голосе Хвона слышалось опасение за мою жизнь.

– Да… Нет. – На глаза навернулись слёзы. Мне хотелось закричать: «Я в полном отчаянье! Я уничтожена! Я смертельно больна!», но вместо этого я выдала лишь сухое: – У меня проблемы.

Не задавая лишних вопросов, парень отключился. А через пятнадцать минут его высокая нескладная фигура возникла у меня на пороге. Чангпу был одним из немногих производителей, пробившихся «в верха» при помощи интеллекта и адского труда. Когда мы только познакомились, всё, что он мог позволить себе, – это снимать пахнущую рыбой комнатушку над доками. Сейчас он жил всего на три уровня ниже меня, и никто и никогда не признал бы в нём производителя. Хвону удалось сбежать от своего происхождения, как и мне. По крайней мере, я думала так ещё утром.

Оглядев меня с ног до головы, он вздохнул и покачал головой.

– Ты выглядишь не лучше, – огрызнулась я в ответ на его взгляд. Он всё ещё был в vr-костюме, а волосы взмокли от пота. Но до меня ему было далеко. Налив приятелю чаю, я удалилась в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Мой внешний вид никогда не соответствовал принятым в нашей компании нормам: «рукава», набитые ещё в молодости, асимметричная причёска и цвет волос, меняющийся каждый месяц, от ультрафиолетового до пепельно-розового, рваные джинсы и футболки с персонажами из манхва – на всё это Сэджик закрывал глаза лишь по причине моей незаменимости. Но сейчас, впавшая в отчаяние, я больше напоминала не гениальную тестировщицу нативок, а хостес из Нижнего города. Всклокоченные волосы, размазанная тушь, искусанные костяшки пальцев и неестественно расширенные зрачки – я всё ещё была под воздействием флуоксетанга.

После горячего душа последовал долгий разговор. Хвон почти не перебивал, только иногда вскакивал с места и принимался расхаживать по квартире. Я рассказала ему всё, включая события последних часов, когда вирус нарушил ход моей домашней игры.