Генри Олди - Рассказы ночной стражи [litres]

– Слышал про убийства таких, как ты?

– Они не такие, как я, господин.

– Вот как? Ты лучше?

– Нет.

– Так чем же они отличаются от тебя?

– Они беспомощны. Даже тот, который защищался маской. Мне жаль их, господин. Но если мне суждено погибнуть во второй раз, я умру иначе.

– Во второй раз ты умрешь просто так. Я имею в виду, без фуккацу. Ты об этом?

– Нет.

Поди пойми, о чем он.

«В деле об убийствах безликих, – сказал господин Сэки, когда я спросил его о наших слугах, – это знание вам не понадобится. Вы молоды, а это знание сильно отягощает жизнь дознавателя. Еще больше оно отягощает отношения дознавателя со слугой.»

Днем я отправил посыльного к старосте трупожогов. Приказал докладывать мне – или в управу, если меня не найдут – обо всех случаях обнаружения убитых каонай. Даже если на трупах не будет видимых повреждений – все равно докладывать. Тела не жечь до особого распоряжения. За попытку утаить найденное тело безликого или его имущество – строго накажу.

Посыльный вернулся, доложил, что староста все понял.

– Что ты делал? Чинил одежду?

– Чинил клюку, господин.

– Ты возишься с ней, как с родной дочерью.

– Она неудобная, господин.

– Сделай удобную.

– Удобные мне запрещено носить. Каонай нельзя иметь оружие. А эта… Сколько ее ни чини, она не станет такой, к каким я привык.

– Так зачем ты возишься?

– Если мне суждено погибнуть во второй раз, я умру иначе. Я уже говорил вам, господин.

В сарае было темно, тесно и холодно. У нас везде тесно, везде холодно – и почти везде темно – но в сарае это ощущалось с особенной остротой. Земляной пол затвердел, смерзся. Казалось, он дышал: от этого дыхания у меня ныли икры, а пальцы ног поджимались сами собой. Осенью я подарил Мигеру пару старых циновок, но с наступлением холодов безликий перестал спать на полу и соорудил себе дощатую лежанку: низенькую, до колена, и узкую как лавка. Лежанку он застилал обеими циновками, рядом ставил жаровню, где жег щепу и угольный сор, и заворачивался в стеганый халат, предназначенный для сна в холодные сезоны – драный, выцветший, но еще теплый. Поверх халата Мигеру укрывался накидкой из соломы. Дверь он оставлял приоткрытой: да, снаружи задувал ветер, но в сарае не было окон. От дыма, курившегося над жаровней, в тесной, как гроб, пристройке легко угореть, это я понимаю. Рассчитывать, что дым уйдет в щели между досками стен, Мигеру боялся и правильно делал.

Одежду, которую он не носил, мой слуга заворачивал в платок и клал в углу на груду хлама, снесенного в сарай мной и отцом. Впрочем, сколько той одежды? Все, что я ему дал, Мигеру с наступлением зимы надевал на себя. Тело его не боялось холодов, я видел, что слуга не дрожит, даже когда меня самого бил озноб. Но разум – или дух, не знаю – привык к жизни в более жарком климате. Разум криком кричал, что мерзнет, и хватит, спор закончен.

– Сними тряпку, – велел я.

– Надеть маску, господин?

– Нет. Просто сними тряпку.

Мигеру подчинился. Сарай освещал крохотный фонарь, света он давал мало, но я видел все, что хотел увидеть. Серая кожа в морщинах. Носовые щели. Третья щель: рот. Глаза тусклые, узкие сверх меры, без ресниц и бровей. Да, я привык. Ни желания прогнать, ни желания ударить. Но я приказал Мигеру снять тряпку не для этого.

– Никуда ночью не выходи, понял?

– Вы уже говорили, господин.

– Это неважно. Отвечай!

– Да, господин. А по нужде?

Он дословно повторил свой первый ответ. Скрытая насмешка? Неважно. Повторил он, повторю я.

– Не выходи со двора. Если выходишь в город, всегда надевай служебную маску.

– Я всегда надеваю ее, когда сопровождаю вас.

– Надевай, даже если не сопровождаешь.

– Да, господин.

– Никаких тряпок, только маска.

– Да, господин. Можно вопрос?

– Спрашивай.

– Зачем вы приказываете то, что уже приказали? Зачем вы выслушиваете мои ответы, которые вам уже известны? Это какая-то шутка?

Ага, не один я усмотрел в происходящем насмешку.

– Нет, это не шутка. Я хотел понять, смогу ли я прочесть что-нибудь на том, что служит тебе лицом. Раздражение, подчинение, недоумение. Какое-нибудь чувство, понял? У всех людей чувства отражаются на лицах, знаешь?

– У меня нет лица.

– Это правда.

– Вы сумели что-нибудь прочесть, господин?

– Да.

– Что?

– Ты изумлен моим поступком. Ты хотел уязвить меня, но передумал. А сейчас ты снова изумлен.

– Да, господин. Зачем вам это надо?

– Не знаю. Думаю, если я сумею распознать чувства на лице каонай, то распознавать их на лицах обычных людей мне станет гораздо проще. В дальнейшем, когда мы наедине, можешь не скрывать лицо. Но только если мы наедине!

– У меня нет лица. Ни у кого из каонай нет лица.

– Не лови меня на слове. Все, я пошел.

– Спать, господин?

– Нет, у меня встреча.

– В такое позднее время? Я иду с вами.

– Ты останешься дома. Это личная встреча, она не касается службы.

– Я…

– Молчи! Ложись спать.

– По городу бродит убийца, господин.

– Он убивает только безликих. Из нас двоих рискуешь ты, не я. Я в безопасности и не нуждаюсь в няньке.

– И все-таки…

– Ты безликий или безмозглый? Кому я велел сидеть дома по ночам?! Дважды, а?! Оба раза ты сказал, что подчиняешься, и что? Ты лгал мне?! Спать, кому сказано!

– Да, господин. Я ложусь спать.

Я вышел из сарая. Только Мигеру мне не хватало! Если мы с Ясухиро-младшим собираемся подглядывать за сенсеем, то лучше обойтись без свидетелей.

Хлопья снега падали мне на плечи.

– Эй, Мигеру!

Каонай был удивлен, что я вернулся, но виду не подал. И лица скрывать не стал. Молодец, запомнил.

– Что, господин?

– В каком доме ты жил раньше?

– Где придется, господин. Случалось, ночевал под открытым небом.

– Я имею в виду, до твоей смерти. В прошлой жизни, а? Это был хороший дом?

Тени от фонаря превратили его безликость в почти человеческое лицо.

– У меня было несколько домов, господин. В Мадриде, Севилье… Вилла на побережье близ Малаги. Я был богатым человеком, господин.

– Твои дома… Какие они, если сравнивать с нашим?

– Я не хочу обидеть вас, господин. Я вполне доволен этим жилищем.

– Обидеть?

– Боюсь, многие из вашей знати обиделись бы, начни я сравнивать их жилье с моим.

Вот ведь мерзавец! Раньше я бы ударил его плетью, а сейчас просто вышел. И больше не возвращался.

Гром и молния!

Уже возле дома семьи Ясухиро я запоздало сообразил: ворота между кварталами скоро закроют. Как мне возвращаться домой? Мальчишкой я, бывало, тайком перебирался через стены, разделявшие кварталы. Пару раз это случалось, когда я заигрывался с приятелями до темноты, но чаще я просто искал себе приключений на задницу. Кто ищет, тот найдет: однажды я по ошибке спрыгнул в чужой двор со злющей собакой, которую никто не удосужился привязать. Еле ноги унес! Штаны, кстати, унес лишь частично, за что дома получил по первое число. После этого я прекратил опасное озорство, но уяснил: да, из квартала в квартал можно перейти, минуя ворота. Кое-где даже через стены и заборы лазить не нужно: есть укромные лазейки…