Юрий Никитин - Трое из Леса. Трилогия [litres]

– Забыл?.. Пень бесчувственный!.. Невиданная, говоришь?

Лиска покраснела, недоумевающе провела ладонями по своей развитой фигурке. Крутая грудь ходила ходуном, а острые кончики натянули тонкую ткань, как наконечники стрел. Но Олег ничего не видел, побежал к Лесу, опередив даже Таргитая. Лиска сердито пнула котел с похлебкой, горячее варево выплеснулось на раскаленные угли. Сквозь запах свежесваренного мяса с той стороны поляны пробивались мощные ароматы жареной медвежатины, лука, чеснока, запах браги и хмельного меда.

Крохотная деревушка в полдюжины домиков расположилась на большой поляне среди леса, местные его звали дремучим. Мрак лишь скалил зубы. Сами дремучие, не видали настоящих лесов, а это даже не кустарник, а так, трава… В настоящем Лесу кузнечики крупнее здешних медведей.

Мрак подозревал, что беспечные жители, живущие в ладу с лесом, устраивают гульбища по всякому поводу и без повода. Пил и ел у дружелюбных жителей за троих, растолстеть не успеет, лишь ворчал, когда из-за плеча высовывалась мохнатая лапа и выхватывала из-под носа ломоть, но не ярился: у нечисти повадки такие, не со зла, порода своего требует.

Таргитай ел, раздвинув локти, не давая порождению леса поживиться за его счет. Олег вовсе не ел, не пил, во все глаза рассматривал мохнатые, чешуйчатые, панцирные, безволосые и вообще невообразимые существа, половины из которых даже не видел в родном Лесу, а о трети вовсе не догадывался.

Лиска поперхнулась и выронила птичье крылышко, когда Олег с разинутым ртом загляделся на сверкающие и переливающиеся перламутром пышные формы русалки. Зеленые волосы падали на голые плечи и струились до поясницы, у нее длинные стройные ноги в зеленой блестящей чешуе, а за спиной белые крылья, как у гуся, которого Мрак утром сшиб на обед, но побольше. Перья блестели, длинные, с жесткими стержнями и упругими краями.

Глаза Лиски от ревности стали зеленее, чем чешуя русалки. Сквозь зубы процедила:

– Такую уже видел, забыл?.. Когда по реке плыли.

– Та была без крыльев, – торопливо сказал Олег. – И хвост вместо ног.

– А чугайстыря не видел вовсе!

Могучий зверочеловек был во всей красе чугайстыря: с огромной незаживающей раной во всю грудь, волосатый, с жилистыми, как корни дуба, руками, ногти как у медведя – длинные, но крепкие, как металл.

За кустами мелькали веселые личики, исчезали. Чугайстырь люто ненавидел мавок, безжалостно разрывал на куски, а настигнуть мог с легкостью: двигался через лес как смазанная жиром молния.

– Исчезающее племя, – сказал Олег с жалостью. – У них еще нет деления на людей и нелюдей. Все понимают друг друга, все общаются… Вы заметили, что здесь разговаривают даже с деревьями?

– Что удивительного? – не понял Мрак. – Помню, когда Таргитай как-то хлебнул бражки, даже с камнями разговаривал.

Таргитай обиделся:

– Когда это я бражку хлебал?

– Мавок берегись, – предупредил Мрак. – Олег говорил, могут заморочить до смерти…

– Откуда Олег знает? – насторожилась Лиска.

– А твоя секира не опасна, – спросил Таргитай, – ежели уронишь на ногу?

– Я не роняю.

– Я женщин тоже не роняю.

Он вытащил из-за пазухи дудочку. Мрак понимал, что какое-то волшебство у этой дырявой палочки есть, ему, крепкому мужику, приходилось попотеть, пока затащит какую девку за сарай, но когда зачуют дуду этого лодыря, то раздеваются сами!

– Погоди, – сказал он властно, – надо хозяевам уважение выказать. Я вон лесину срубил, на сто костров хватит, Олег травы какие-то показал, а ты хоть котел вычисти!

Подошел величавый старец, весь в бороде, мудрые глаза. Присел рядом с Мраком, устремил задумчивый взор на несчастного Таргитая. Тот суетился, усердно чистил котел от нагара, спешил, оглядывался на пляшущих девок.

Между домами с визгом носилась ребятня. За ними гонялись волки и чудища с оскаленными пастями, но едва Мрак успевал ухватить секиру, как детишки уже верхом на волках и чудищах гонялись за таким же визжащим, орущим, кувыркающимся сбродом. Человеческие рожицы мелькали так же часто, как рыла, хари, морды, а визг перемешивался с ревом, рычанием, хрюканьем и верещанием.

Мрак сердито ворчал, не любил оставаться в дураках. Наконец плотно закрыл дверь и опустил тряпку на окне. Им выделили самый просторный дом, почти все дома и хаты пустые: летом чаще ночевали в дуплах, норах, на ветвях, многие ухитрялись спать на дне близлежащего болотца.

Олегу походя объяснили, что зимой волки и лесные чудища порой скребутся у порога, просят погреться. Когда ударят велесовские морозы – ворона замерзает на лету, – иное зверье тайком от своих приносит детишек, скулит, дабы люди приютили, согрели малость, не дали сгинуть. Тайком, потому что другие бьют: мол, из-за них крепкие да здоровые переведутся, ежели спасать больных и хилых.

Таргитай пришел среди ночи, что Мрака просто ошеломило. Когда дело касалось девок, дудошник мог не спать и не есть. Олег и Лиска тихо сопели, укрывшись одной шкурой. Он обхватил ее как крупного поросенка, ее почти не было видно в его объятиях.

– Ну ты, жеребец, – сказал Мрак со злым восхищением. – Там же одна нечисть осталась! Неужто их тоже?..

– Это вам с Олегом разбираться, – ответил Таргитай. Шумно почесал голову, поскреб шею, жутко перекосив рожу. – Для меня они все – люди. Мне так проще. Почему не спишь? Здесь сторожить не надо.

Мрак покачал головой, не ответил, вернулся на крыльцо. Таргитай потащился следом, сел рядом на ступеньке. Ночь светлая, лунная. Деревья казались еще толще, в нагретом воздухе плавали густые запахи чаги, смолы. Во тьме вспыхивали желтые огоньки, в дальних кустах шуршало, недовольно хрюкало.

– Живут же люди!.. – сказал Мрак. Он неотрывно смотрел в темень, кожа на скулах натянулась так, что вот-вот порвется. – Гольш говорил, что счастливой жизни не бывает, бывают счастливые дни… Не знал про эту деревню! Сам видишь, во счастии. А мы? Как вышли, так и мчимся сломя голову. Ни остановиться, ни оглядеться, ни понять…

Таргитай пытался что-то увидеть, но у оборотня глаза зорче, Таргитай спросил непонимающе:

– А как же власть злых магов?

Мрак с раздражением пожал плечами:

– Почему мы?.. Землю топчут людишки, которых маги всю жизнь грабили. И – ничего. Не сопят, не чешутся. А мы только из дремучего Леса, сразу – спасать сирых да обижаемых! Сами о себе не хотят заботиться, а нам ради них класть головы?

– Мрак, но нас учили…

– Все для опчества?.. Но там и для нас все делали. Каждый, завидя беду или опасность, кидался без раздумий. За нас вся деревня, как и мы – за всю. А здесь мы за всех, за нас – никто. А что, нам больше всех надо? Нас ихнее зло вовсе не трогало!

Таргитай спросил горько: