Михаил Игнатов - Пустошь. Нулевой круг [litres]

– Разногласия с Вирглом по вопросу моего внешнего вида, – неожиданно лишившись ежевечернего ритуала помощи маме, я не знал, куда деть руки, как-то даже разговор начался не так, как я себе представлял. – Твой сын слишком хорош для этой дыры.

– И это правда! – мама осторожно коснулась моего лица прохладными пальцами. – Завтра я отправлюсь к Черной горе. Найду тебе свежую траву Восстановления тела.

– Не нужно, мама, – замахал я руками. – Оно и так слишком быстро заживает, мне придется прятаться пару дней от глаз его шайки.

– Быстро заживает? – удивилась мама и, зайдя со мной в дом, принялась внимательно разглядывать моё лицо при свете лампы. – То есть вот это… Это уже зажило? – ее голос задрожал.

– Хорошо, все хорошо, – я, крепко обняв маму, принялся ее утешать, рядом примостилась снова шмыгающая носом Лейла, которая тоже была напугана, когда я вернулся домой. – Я немного поиграл на нервах у крутого босса, вот и одно к одному. Я теперь буду вести себя так, как он хочет. И этого не повторится. Твой сын будет терпеливее, мама.

– И что он от тебя требует?

– Ничего нового, – усмехнулся я. – Быть деревенским мусором. Не поднимать глаз, быть грязным и оборванным. Радовать его своим видом каждый день.

– Прости, сын, прости! – Мама сжала меня так, что я охнул, и она, опомнившись, ослабила объятья. – Моя вина перед тобой все копится и копится. Я даже не беспокоюсь, как вы живете без меня, бросив дом и дочь на твои плечи!

– Мама, прекрати. – Мне больно видеть ее такой, в этом нет ее вины.

– Сын, прости свою мать. Но этот торгаш, – мама прошипела, – отлично видит мою нужду и дает мне даже не четверть цены. Еще два года! – Она схватила меня за плечи и отстранила от себя, вглядываясь глазами, полными боли. – Два долгих года я прошу тебя вытерпеть все испытания, что обрушит на тебя небо. Только тогда я смогу спасти вас и вернуть в Арройо!

– Мама, хватит!

– Мама, ты так говоришь, как будто на нас напали разбойники, – буркнула Лейла, недовольная, что лишилась объятий.

– Ах, родная, ты почти угадала, – покачала головой мама и принялась ее тискать. – Ничего, мама соберет молодые травы и посадит свой личный маленький огородик на южном крае Черной горы, там, где всегда солнышко. Через год я соберу отличный урожай, не меньше, чем у Кардо. Может, хоть его хватит, чтобы заткнуть жадную глотку торгаша.

– Мама, – в волнении я почти кричал, схватив ее за руки, – но ведь скопление трав может привлечь Зверя! Одно дело просто обыскивать эти проклятые развалины, хотя и это опасно. А другое дело самой сделать все, чтобы позвать тварей на обед!

– Все будет хорошо, мама опытная бродяга пустошей! Ты хоть раз слышал, чтобы охранники у Кардо бились со Зверем? – попыталась меня успокоить мама своей навязшей уже у меня на зубах присказкой и обычной улыбкой.

– Хватит. – Я был настроен решительно и решил применить подлый прием. – Ты рассказывала про свою юность, и там никогда не было и слова про охотников. Тебе хочется сгинуть в Черной горе и оставить нас одних с Кардо?

– Это подло, сын! – охнула мама, а в ее глаза засверкали искорки, превращая серое в сталь.

– Как иначе победить твоё упрямство с травами, наследством и деньгами? – я упрямо глядел ей в глаза, не поддаваясь на жалость и не страшась ее гнева.

– Ты не понимаешь, как тяжело нам придется на новом месте! – снова начала мама тот же рассказ, что я уже слышал.

– Я понимаю, как тяжело нам придется без тебя!

Лейла только переводила глаза с мамы на меня и обратно, не смея вмешиваться в нашу почти ссору и не смея плакать.

– Прекрати ходить на гору!

– Нет! – мама разрубила воздух перед собой рукой. – Я могу пообещать быть осторожнее, но пойми, без денег для нас ничего не изменится!

– Никакого огорода в этой проклятой башне! – ставлю я условие.

– Хорошо, договорились, сын мой, – с облегчением вздохнула мама и поскорее сменила тему, тоже ее любимый прием в спорах: – Вы вообще собираетесь кормить вашу маму?

– Встаем! Поднимаемся! Все на площадь. Быстрее, быстрее! – разбудил нас оглушительный крик над ухом.

– Пшел вон из дома! – закричала мама и, похоже, швырнула что-то, а вернее кого-то, в сторону двери, потому что раздался грохот, и циновка с входа слетела, сорванная темной фигурой. Лейла в испуге начала плакать, и я кинулся к ней.

– Дарсова баба! – заорали с улицы. – Приказ вождя! Все на площадь! Быстрее! Или я опять войду и выволоку тебя!

– Это ты, Паурит? Твою гнилую отрыжку трудно не узнать. Воспользовался шансом пощупать? – насмешливо крикнула мама в темноту, заставив меня заскрипеть зубами.

– Не умничай! – с обидой ответил тот же голос. – Я сказал, щас выволоку! И сделаю!

– Иди Миргло для начала выволоки, слабак! – продолжила насмехаться мама, пока я торопливо одевал впотьмах Лейлу.

– Не, мне она не по вкусу, – начал бахвалиться Паурит. – Я бабу люблю повернуть, а там скорее обходить нужно. Выходи и караван свой тащи. Или я вытащу.

– Если войдешь в дом, я тебе ноги сломаю, – пообещала мама.

– Вождю тоже? – насмешливо спросил новый голос с улицы. Ракот?

– Ждите, сейчас оденусь, и выйдем, – помолчав, ответила мама и прошипела под нос: – Уже в открытую называют вождем, вонючий дарс!

– Да можешь и так выходить, а то я плохо в темноте рассмотрел! – радостно посоветовал Паурит.

Я запомню твоё имя, поклялся я себе.

Похоже, здесь собирают всю деревню. Нас подняли одними из первых, и стоя на площадке, той самой, с пробежки через которую начался мой путь Возвышения, в центре деревни, в лучах встающего алого солнца, мы слышали крики со всех сторон, а между домов мелькали фигуры, идущие к нам. Что же происходит?

– Дарсов выкормыш! Ди, я ведь столько раз говорила тебе быть осторожнее! – вдруг сердито прошептала мама.

Я оглянулся и действительно увидел выходящего на площадь дядю Ди. Даже в сероватом свете последних минут ночи было заметно, что он бледен, как побелка, а его загар выглядит как небрежно намазанная сверху на лицо грязь. В чем он был неосторожен? Неужели мама понимает, что происходит?

– Ди, что у тебя? – негромко спросила мама, не глядя в его сторону.

– Мясо засолил, шесть тушек квыргала, – растерянно ответил дядя Ди, весь поникший, с опущенными плечами. – Удачно разрыл большой выводок.

– Удачно? – почти по слогам уточнила мама и припечатала: – Жадный дурак!

– Что делать, Эри? Что мне делать? – На дядю Ди было больно смотреть, он, кажется, даже трясся мелкой дрожью.

– Молиться какому-нибудь богу, что ты был не один такой идиот в деревне, – припечатала шепотом мама. – Тогда наказание будет меньше.

– Что же делать, что делать? – дядя Ди все больше был похож на какую-нибудь молодуху, сжегшую ужин и теперь причитающую над угольками в ожидании мужа с тумаками.