Михаил Игнатов - Пустошь. Нулевой круг [litres]

– Это не твой дом, Марвит.

– Сарик! – старик повернулся к молча глазевшему подмастерью. – Выкини её отсюда!

– Марвит, да ты совсем сдал. Стал из ума выживать? Я восьмая звезда! Пусть только протянет свои ручонки, и я сломаю их.

– Сарик, зови стражу!

– А сможешь пройти мимо меня, вечный подмастерье? – Мама улыбалась, в комнате воцарилось молчание. Сарик, кстати, даже с места не двинулся.

– Что ты хочешь, воровка и убийца?

– Хочу, чтобы ты выслушал меня, узнал о сыне.

– И как ты меня заставишь? Пусть нет причины крикнуть стражу, да и ты стоишь на пути, но рискнёшь ли ты вламываться в дом? Воровка? – Старик ухмыльнулся и скомандовал тем, кто стоял по его сторону прилавка: – Уходим!

– Не торопись, – подал я голос.

– Ты ещё кто? – старик только заметил меня, хотя Сарик то и дело косил взглядом в мой угол.

Впрочем, у него был повод, хоть он и не знал о нём. Я всё пытался оставить ему память о предательстве. Но не обычную свою печать ограничения силы. Что ему в Возвышении? Он вовсе не следует этому пути. Нет, я пытался создать кое-что другое. Но ничего не выходило. Либо я неверно определил свой дар по редким оговоркам Орикола, либо, что более вероятно, мне ещё нужны годы, чтобы настолько отточить своё мастерство. Ладно, пусть живёт, как знает. Оставлю его Небу. Я перевёл взгляд на старика.

– Тот, кто не похож на тебя.

– Щенок! Весь наглостью в мать. Не лезь в дела старших. И больше уважения!

– К кому? Ты мне кто? Я и вижу тебя первый раз за восемь лет. Даже не помню тебя. Похоже, ты и раньше не баловал меня своим вниманием.

– Уважение к старшему, сопляк! Видно, что настоящий сын той, что выросла на кучах отбросов.

– Старик, – я усмехнулся, – последние годы я слишком часто слышал это слово, придержи язык и слушай, что тебе говорят.

– Иди к дарсу, молокосос! Уходим!

Старик отвернулся от меня и шагнул ко внутренним дверям. Но меня это не устраивало. Разгон в два шага, прыжок, остановка, и я перегородил им путь, встав в проёме, надёжно ухватившись руками за стены. Дед рванул меня за руку, затем с силой толкнул в грудь. Я улыбался и молчал. Старик дураком не был. Осунулся и на моих глаза словно постарел ещё лет на пять, окончательно дряхлея.

– Вот оно как… Чемпионы в городе. Сын воровки исполнил мечту тысяч.

– Знаешь, старик, ты уже достал, как мухи на разделке. Почему бы не вспомнить, что я всё же сын Римило, исполнивший его мечту? Где твоя гордость за свою кровь?

– Свою? – процедил старик, сверля меня взглядом выцветших глаз.

– Да эти бредни вы придумали, вы и верили! Больше никто! Никто мне ничего в упрёк поставить не может! Уж на что Варо разгильдяй и повеса, и то никогда не был на вашей стороне! – внезапно сорвалась на крик мама.

– Мне это надоело. – Я понял, о чём говорила мама. – Давай закончим с ними.

– Хорошо.

Я смотрел, как мама разжала стиснутые кулаки и сделала несколько вздохов, успокаиваясь. Наконец, она кивнула.

– Старик, повернись и выслушай, что скажет тебе жена твоего сына…

Он молча стоял и продолжал глядеть на меня. Я представил, что передо мной снова стоит Кардо с ножом. И старик вздрогнул, отвёл взгляд.

– Повернись!

Он медленно повернулся.

– Марвит, гордись сыном. Он выполнил мечту. Прорвался и стал десяткой. Он сделал больше. Он сделал то, что удаётся единицам из тысяч, уезжающих в первый. Сам, без чьей бы то помощи, создал средоточие и стал Воином. Воином в нулевом круге. Тебе есть чем гордиться!

Выругался Сарик. Снова охнула Сирана. Я вообще заметил, что она живёт эмоциями, словно старается за всех находящихся в лавке. Я не вижу со спины, но не удивлюсь, если сейчас она широко распахнула глаза и приоткрыла рот. А вот старик и бабушка молчали. Только спина деда выпрямилась.

– Нам оставался месяц пути, когда Римило убил Монстра, напавшего на него. Но и сам был ранен. Я купила зелье Восстановления тела. Что бы ты ни кричал потом, что бы ни говорил или думал – знай. Я купила его при свидетелях и с целыми печатями Мастера. Но подлость человеческая не знает границ, и зелье оказалось поддельным. Римило умер у меня на руках.

Леги не выдержала и заплакала. Отошла от старика, придерживаемая за локоть Сираной, и села за прилавком, утирая слёзы расшитым рукавом когда-то яркого платья. Старик же молчал и стоял на месте.

– Мы с твоим внуком и внучкой Лейлой, которой сейчас семь, остались одни. Но что бы ты ни болтал, твой внук тоже оказался велик. Оглянись, он в двенадцать – десятая звезда!

Старик не обернулся, лишь вздрогнула его спина. Да и видел он меня, всё уже понял, зачем ему? А вот Сарик глядел во все глаза, теребя шнуровку на вороте.

– Ты не спрашиваешь, но я скажу тебе. Все те, кто был замешан в подлоге и убийстве твоего сына, мертвы.

– Мне должно стать легче? – прохрипел старик.

– Должно, – жёстко ответила мама. – И странно, если это не так. Твой внук лично вонзил нож в их сердца на глазах всей деревни. Теперь мы уезжаем, и ещё одна твоя мечта исполнится – ты больше никогда нас не увидишь.

– Что уж теперь до этого, – старик почти шептал, – если Римило нет.

– Не знаю, Марвит, не знаю. Ты не оправдал моих надежд. Это ведь не мои слова?

– Всё сказала? – старик сорвался на крик. – Уходи прочь!

– Нет, старик, – засмеялся я за его спиной. – Мы лишь поговорили с тобой, теперь я хочу увидеть своего дядю. Говорят, он единственный, кто считал нас своей семьёй.

– Вам там нечего делать! – дед раскинул руки, загораживая путь маме.

– Он калека из-за вас! – подала голос Леги.

– Первый раз меня сравнивают с небом, – усмехнулся я и шагнул в сторону, освобождая проём. – Мама.

– Стойте!

– Старик, не становись посмешищем. Лучше бы ты с таким жаром следил за нечистым на руку подмастерьем. Ты, старый мастер, упустил такую жирную крысу под носом… – Мама откинула в сторону руку, обошла деда, насмехаясь, и начала подниматься наверх по лестнице.

Дядя был вылитой копией своей матери. Или, так мне было приятнее думать, Лейлы. Впрочем, об этом я скорее догадался по цвету волос и глаз. Уж очень плохо он выглядел. Худой, словно передо мной лежал повзрослевший Рикто, белый, как свежая побелка. В комнате стоял тяжёлый неприятный запах, смешанный с ароматом трав и настоев. Я должен был уже привыкнуть за время разговора, но в горле по-прежнему першило. Хотелось открыть окно. У окна плакала девушка, немногим старше меня. Мара. Сестра. И похожа на меня. Не лицом, конечно. Телосложение, пальцы, глаза один в один, разве что волос сильно темнее. Упрямый старик, нужно же было вбить себе в голову такие глупости.

– Поэтому уже завтра мы уезжаем.

– Как же так? – единственное, что, наверное, сохранилось прежнего от дяди, это голос. Сильный, красивый. – Старики вас что? Не пускали всё это время?