Эд Макдональд - Знак ворона [litres]

Я начал забывать свое имя. Кто я? И ведь я не один умираю с голоду. Со мной ворон. Лучше, если бы я был один.

Я спохватился, вытащил голову из мешка, поставил на песок затылком к себе, хрипло прокаркал вопросы. Голова промолчала. А с какой стати ей говорить? Мне нечем грозить ей, а если бы она вдруг ответила, то ответы умерли бы вместе со мной в Мороке. Я топнул от бессильной злости ногой, обсыпав голову песком, затем сунул ее обратно.

Пока не кончилась вода, хватит сил идти. В рассудке груда стеклянных обломков, всякая мысль – словно босой ногой по ним. В желудке шаром покати. Я и не представлял, что голод может терзать с такой силой. От него мир плывет перед глазами.

Я подумал об Эзабет, уже четыре года плененной в свете. Четыре года пытки. Если она выдержала, выдержу и я. Она не сдалась, и я не сдамся.

Ворон лениво кружил надо мной. Затем он спикировал мне на плечо и прокаркал в ухо:

– Местность сдвинулась!

Черт его дери, как громко. Слова не помещаются в голове. Местность, двинулась… Я немного подумал над этими словами, потом упал на колени. Ветер резал пересохшие глаза.

Повсюду вокруг – дюны из черной каменной крошки. Они здесь уже целый день. А может, меньше. Или больше. Воздух дрожит от жара над ними, все кривится и плывет перед глазами. Руки и ноги налились свинцом. Гребаная слабость.

Все, конец. Дальше тело меня не понесет.

Я провалился во тьму.

И проснулся от резкой пульсирующей боли в глазу.

– А, не умер, – разочарованно изрек ворон, когда я смахнул песок с глаз.

– Ты уже пытался меня съесть? – спросил я.

Птица игнорировала вопрос, и каркнула:

– Возьми новые координаты!

Неужто пернатый урод смутился? Может, он и в самом деле примерялся выклевать моему трупу глаз?

Сон пошел мне на пользу. Я вспомнил, кто я, и почему отказался падать и умирать. Я выговорил имя Эзабет про себя, как заклинание, приободрился и открыл последнюю бутыль. Жидкость покатилась вниз по глотке, будто раскаленная лава.

Я пошел.

Появились призраки. Я видел бабушку, потом маршала Венцера со сломанной, перекрученной как старая тряпка шеей. Увидел старину Кими Холста, проклинавшего меня за то, что занял его место. А потом я увидел Валию. Она еще жива. А это значит, что я вижу уже не призраков, а галлюцинации. Мой разум сдает. То ли из-за голода и жажды, то ли из-за отравы Морока мой разум начал расползаться по швам.

Я обо что-то споткнулся. Сперва я подумал, что о камень. Оказалось – нет. Панцирная тварь со скорлупой, сверху блестящей, будто обсидиан, и мохнатыми крабовыми ножками снизу. Тварь медленно засеменила прочь. Панцирь явно был слишком тяжелым для тонких ножек. Оказывается, не все твари Морока опасны, по крайней мере, когда тычешься в них сапогом.

Я достал книгу, уставился в страшный почерк Тноты, затем на пальцах прикинул расстояние между Эалой и Кладой, только выползшими из-за горизонта, перелистнул к таблицам с числами в конце книги, чтобы свериться с местом, откуда мы вышли. Ворон прав: местность изменилась. Я думал, что иду на восток, а гляжу теперь на юг. Я поправился, снова прикинул координаты. Похоже, я все-таки иду правильно. Если не ошибся в расчетах. Очень большое «если».

Хотя по большому счету, какая разница? Я неделю бреду по Мороку, меня не отыскали драджи, хотя, наверное же, искали. Счастливчик выбрался бы за несколько дней. У меня с везением проблемы.

К черту удачу. Пусть меня ведет святой дух Мести.

Я погрузил ладони в темный песок. Морок говорил со мной, тихо обещал мне правду. А жара, жажда и голод хотели предать меня, выдавить последнюю каплю влаги из тела, вздох из легких, оставить грудой выбеленных костей среди песка.

Я заставил себя подняться на ноги. Все тело болело. Я так ослабел, что едва передвигал ноги. Панцирная тварь медленно уползала прочь. Странно, но за ней тянулся влажный след. Где тварь взяла воду? Я побрел следом. Влага жутко смердела. В Мороке все – яд. Дрянная магия, сотворившая его, жила в его созданиях.

– Я не смогу дойти. У меня ничего не осталось, – чуть слышно прошептал я и удивился своему голосу, пустому, шелестящему как мертвый лист.

А потом я увидел ее, хотя вокруг не было сети фоса, не было энергии. И она показалась мне не как Светлая леди, но как хрупкая смертная женщина, сотканная из теней. Я протянул к ней руку, но знал, что дотрагиваться нельзя, иллюзия развеется. Теперь я мог умереть рядом с ней. Это не так уж плохо.

– Рихальт, вставай, – сурово приказало видение. – Поднимись, и будь мужчиной, каким всегда был.

– У меня нет сил, – чуть слышно прохрипел я.

– Делай, что должен, любой ценой – и выиграй. Обещай мне, что выиграешь, – сказала она, потянулась ко мне, и я потянулся к ней.

Отчего-то я знал: если сумею коснуться ее, то схвачу, смогу вытащить назад, в наш мир. Но мои пальцы прошли, будто сквозь ветер.

– Обещаю, – прохрипел я.

– Я встану рядом, я буду твоим щитом – но драться тебе придется самому. Иди и дерись. Я с тобой.

Я моргнул пересохшими веками – и она исчезла, как и не было. А может, и не было. Морок играет со мной. Голод мутит разум. Но Эзабет, пусть и в виде галлюцинации, права.

Я посмотрел на уползающую крабовидную тварь.

– Не будь дураком! – злобно прокаркал ворон. – Тут все отравлено! В тебе живет магия Вороньей лапы. Ты же станешь монстром, если примешь в себя магию Морока! Лучше умереть!

Я не обратил внимания на черную погань, достал украденный меч и пошел к безымянной твари. С первого же удара я расколол панцирь, со второго создание затихло. Его след вонял, внутренности пахнули немыслимым зловонием. Горячее масло, сера, еще черт-те знает что. Когда я взялся разламывать панцирь, сблевнул. Хоть желудок и пустовал, на мгновение показалось, что он полон доверху. Тело не хотело принимать вонючую мерзость.

Скверная магия дымилась под пальцами. Я вонзил их в жесткую белую плоть, сочащуюся влагой. Мать его. Это мясо выросло в Мороке, жрало в Мороке, пропиталось насквозь. Смертельная, лютая отрава.

Когда я вырвал кусок и поднес к губам, ворон забился в истерике, заорал о том, что яд уничтожит меня.

Я вонзил зубы в горячую, истекающую жижей плоть.

Когда меня скрутило во второй раз, по жилам потек белый огонь. Мускулы закостенели, тело выгнулось, забилось, лицо уткнулось в песок. Веки и губы не слушались, песок набился в глаза, в рот. Время растянулось и лопнуло, рассудок уплыл прочь. Но в него проникло знание о том, что было за пределами моего понимания. Я лежал беспомощный, легкая добыча для тварей Морока или драджей. Потом целый час не не мог вспомнить, кто я и где я. Я даже забыл все слова.

А потом я моргнул – и все вернулось. Во рту – кислый вкус отравы, ошметок мяса. Он жег язык.