Тэд Уильямс - Империя травы. Том 2 [litres]

Наконечники обеих стрел были из кованого железа, но Ярнульф знал, что уже через несколько мгновений над ними начнет подниматься дымок. В небе снова прогремел гром; молнии сверкали над горизонтом, превращая ночное небо в сияющий белый купол. Ярнульф молился, чтобы Зубы королевы выбрали именно этот момент и раздвинули щиты, но вместо этого они зашагали от фургона к шатру, королева осталась за надежной стеной, и Ярнульфу ничего не оставалось, как шептать проклятия.

«Я подожду, – сказал он себе. – Я подожду, когда она выйдет из шатра. Этот момент обязательно наступит. Бог даст мне шанс».

Но, если Бог и хотел, чтобы Ярнульф добился успеха, Он не собирался менять ради него погоду. Ветер усиливался, гром становился громче, пока даже башня под ним, казалось, не начала дрожать от страха.

«Это будет очень дальний выстрел, – сказал себе Ярнульф. – Ветер сделает его сложным, но, скорее всего, он будет единственным, и я не должен промахнуться. Сделай крепкими мои руки, о Господи. Сделай зоркими мои глаза».

Но пока он ждал, не зная, что происходит внутри огромного шатра, Ярнульф почувствовал, как воздух вокруг него стал колючим, словно тысячи крошечных шипов вонзились в тело, и ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы не начать чесаться; руки у него дрожали, и он с трудом удерживал лук и тетиву.

«Магия, – подумал он, чувствуя, как зашевелились волосы у него на голове. – Защити меня от темных фокусов Певцов, о Господи. Дай силу и мужество, чтобы выполнить волю Твою».

Потом снова что-то изменилось, словно кто-то открыл окно во время ледяной бури. Великий, смертельный холод навалился на Ярнульфа, вошел в него и внезапно превратил все внутренности в лед. Он пришел не с одной стороны, а со всех сразу, схватил Ярнульфа и сжал так, что он перестал понимать разницу между верхом и низом, между тем, чтобы стоять или падать. Он схватился за парапет, потому что едва держался на ногах, голова у него кружилась, и он с тревогой огляделся по сторонам, чтобы проверить: не привлекли ли его движения внимания, но все часовые на стенах смотрели вниз, в сторону церемонии, проходившей внутри шатра, неподвижные, точно статуи.

Ощущение холодного ужаса усиливалось. Ярнульф чувствовал, как что-то пытается разорвать его на части, пробраться внутрь тела. Огромный узел туч над крепостью стал черным, как крылья ворона, и его края дергались, точно ноги жуткого морского чудовища из легенд. Ярнульф попытался поднять лук и направить стрелу в то место, где должна была появиться королева, но кровь так сильно стучала у него в висках, что он почти ничего не видел, пятна света плясали перед глазами, казалось, в едином ритме с покалыванием кожи, но самым страшным было ощущение чудовищных, бесконечных пространств, разверзшихся перед ним и прогнавших все остальное прочь.

«Да спасет меня Господь! – услышал он собственный крик, но Ярнульф не понимал, кричит он на самом деле, или это происходит лишь в его сознании. – Да спасет всех нас Бог, они распахнули врата Ада!»

Вдруг Ярнульф понял, что начал спускаться с башни, но не в сторону цели, а в противоположную, подальше от зияющей дыры в мире, от дышащего сердца тьмы, которое вызвали к жизни королева и ее приспешники. Сейчас он ощущал лишь мгновения, трещины на стене башни, яркие белые полосы на небе, воющий ветер и вертикальные струи дождя. Последнюю дюжину футов он пролетел до жесткой земли, и, задыхаясь, пополз в кустарник у подножия горы, думая лишь о том, чтобы спастись от жуткой, поглощающей жизнь пустоты.

Когда Ярнульф пришел в себя, оказалось, что он лежит на боку в зарослях папоротника и дышит, как задыхающийся умирающий олень. Все мышцы у него болели, словно его избивали дубинками. Лук исчез – объятый всепоглощающим ужасом, он оставил его на вершине башни. Его рука все еще сжимала стрелу, но от наконечника, предназначенного для сердца королевы, остался лишь дымящийся черный осколок.

«Я потерпел неудачу – не выполнил данную себе и Тебе клятву, мой Господь. – Он был пустым, лишенным сил, в нем жило лишь отчаяние. – Я потерпел неудачу перед всем миром».

Вийеки пережил жуткий страх в тот день в Зале колодца, когда королева призвала к жизни Омму из Красной Руки из мира мертвых, но обнаружил, что еще страшнее, когда испытываешь подобные чувства под открытым небом в землях смертных.

Огромный караван фургонов и солдат королевы Утук’ку добрался до разрушенной крепости незадолго до наступления полуночи, медленно поднимаясь от речной долины под низко нависшим небом вверх по крутым склонам. Как только огромный экипаж королевы проехал в ворота, ветер резко усилился и принялся завывать, подобно душам проглоченных Небытием, когда исчез Сад.

Упряжка черных козлов тащила фургон Утук’ку через огромное открытое пространство двора, потом остановилась перед рухнувшей сторожевой башней, за которой когда-то начинался главный зал замка. Вийеки, стоявший рядом с Пратики во внутреннем дворе цитадели в окружении стражей принца-храмовника, ожидал скорого появления королевы. Его сердце билось так быстро, что он начал задыхаться, ветер взвыл на особенно высокой ноте, рваные тучи мчались по небу под нисходящей луной, а Утук’ку все не выходила. Даже мохнатые козлы казались противоестественно спокойными, их желтые глаза были пустыми, лишь изредка двигались челюсти, а подрагивающие уши говорили о том, что они сделаны не из камня.

Вийеки и все остальные ждали. Воздух стал угнетающе плотным, как в жарких глубинах туннелей Наккиги, и первый раз в жизни Вийеки почувствовал себя полностью оторванным от своей крови, от всего мира, в котором он был рожден и провел всю жизнь. С трудом сдерживая панику, он повернулся к Пратики.

– Почему королева не выходит? – спросил Вийеки. – Она больна?

– Да не допустит этого Сад, – тихо ответил принц-храмовник. – Я думаю, она ждет благоприятного часа. Когда взойдет луна или наступит полночь.

Вийеки быстро осмотрелся по сторонам, но, если не считать стражей Пратики, никто из хикеда’я не находился настолько близко, чтобы его услышать.

– Но почему? Я все еще не понимаю, ваша светлость. Зачем королева сюда приехала? Из-за доспехов Руяна и дракона?

– Я не стану делать вид, что все понимаю, – сказал принц-храмовник, и его бледное лицо превратилось в ничего не выражающую маску. – Таково желание королевы. Тут Ахенаби наверняка проявил ловкость.

В этот момент Вийеки показалось, что он почувствовал слабую, почти неуловимую неприязнь в словах Пратики.

«Даже принц-храмовник не доверяет Лорду Песни, – понял Вийеки, и внезапно многие вещи встали на свои места. Так вот почему Пратики сюда отправили? Не из-за того, что королева дала ему какое-то особое поручение, просто кое-кто при дворе не пожелал, чтобы Пратики, пользующийся всеобщей любовью, один из ближайших родственников королевы, остался в Наккиге после того, как Утук’ку ее покинет.