Кэтрин Хоу - Дочери Темперанс Хоббс [litres]

Еще Конни так и не продвинулась в выяснении, что же означал самый жуткий из ингредиентов. Ей даже думать о нем не хотелось. Она немало читала о женщинах – потомках Деливеренс Дейн, но ни разу не находила подтверждений тем ужасам, в которых их обвиняли.

Конни повесила сумку на плечо и покинула читальный зал. Она проверила часы: без нескольких минут шесть. Сэм все еще работает в Марблхеде и доберется до Кембриджа ближе к ночи. Можно вернуться в «зеленого монстра» и начать готовить ужин. Либо заскочить в «Гонконг» и заказать китайской еды. К примеру, мапо тофу, стручковую фасоль в остром соусе и лепешки с луком-шалотом. От этих мыслей живот Конни одобрительно заурчал. Голод проснулся, и теперь от него было не отделаться. Она решила сдаться.

Следуя вдоль пустынных коридоров библиотеки Уайденера, выстланных мраморными плитами, Конни обратила внимание на скопление старых телефонных будок с отполированными деревянными и медными ручками. Они стояли в тени, забытые и никому не нужные. Прищурившись, Конни убедилась, что телефоны из будок пока еще никуда не делись. Она шмыгнула за стеклянную дверь, закрыв ее за собой, забросила в аппарат монетку и набрала телефонный номер дома на Милк-стрит.

Не успел прозвучать гудок, как Грейс сняла трубку.

– Привет, дорогая!

– Привет, мама. Как прошел курс Крипалу? – Конни прижала ладонь к прохладному стеклу будки.

– Там ничего не изменилось, – проворчала Грейс. – Даже еда.

– Ну и хорошо, – ответила Конни.

Кэроб, овсяные отруби и пророщенные зерна. И шарики из печени трески, конечно же. Детство, которое Конни провела в коммуне, было в равной мере приправлено, как вкусами Новой Англии, так и духом движения нью-эйдж [40] Нью-эйдж – общее название совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера. . Пока она вспоминала материнскую стряпню и раздумывала, не приготовить ли ей самой шарики из печени трески, Грейс молчала.

– Как вы с Сэмом провели неделю в моем доме? – наконец спросила она. – Спасибо, что разобрали почту.

– Ах, да. Хорошо. Спасибо.

Орлиный камень звенел, пока Конни накручивала телефонный шнур на большой палец.

– Мне нравится, когда вы у меня гостите. Такой порядок на столе.

– Мам? – Конни выдержала паузу. – Могу я кое о чем тебя спросить?

– Давай.

Конни услышала на другом конце провода звуки открывающейся входной двери. Грейс любила прислоняться к дверному косяку и устремлять взор в вечернее весеннее небо, что просвечивало сквозь пышные зеленые лозы. Конни так ясно представила эту картину, словно сидела в гостиной и наблюдала за матерью оттуда.

– Судя по всему, ты действительно сильна во всей этой Линнеевской классификации [41] Карл Линней – создатель единой системы классификации растительного и животного мира, в которой были обобщены и в значительной степени упорядочены знания всего предыдущего периода развития биологической науки. , – начала Конни.

– Угу, – промычала Грейс, и по ее тону стало ясно, что она закрыла глаза.

Сейчас мать медленно вдыхала суглинистый аромат пробуждающегося сада. Она всегда говорила, что запах весны ощущается раньше, чем проявляются ее видимые признаки.

– Ты знаешь, что такое pileus naturalis?

Конни услышала звук открывающейся двери и командный голос охранника:

– Библиотека закрыта!

Дверь захлопнулась, и раздались шаги усталых студентов.

– Зачем тебе это? – непринужденно спросила Грейс.

– Ты знаешь, что это?

– Да, – ответила мать с внезапно появившимся в ее голосе напряжением.

Грейс редко становилась зажатой. Выйдя замуж за Леонарда, она оставила всю свою стеснительность в колледже Рэдклиффа вместе с тугими воротничками и гольфами по колено. И все же в глубине души она по-прежнему оставалась скованной девочкой.

В телефонной трубке Конни раздались первые чириканья малиновки, сменившиеся шелестом листвы.

– Так ты скажешь мне?

– Наверное, – ответила Грейс с той же странной отчужденностью в голосе. – Если ты правда хочешь знать.

– Да. Хочу.

– Это плацента.

Конни не была уверена, что услышала правильно.

– Плацинда?

– Нет, плацента, – озвучила Грейс то, что постеснялась произнести Конни. – Теперь-то, надеюсь, ты расскажешь мне, почему спрашиваешь об этом?

– Какой от нее толк?

Грейс вежливо усмехнулась.

– Знаешь, дочка, для тебя – для историка это серьезный пробел.

– Ну мама! – Конни стиснула телефонный провод.

– В мое время считалось, что плаценту необходимо зарывать в землю.

По звукам Конни поняла, что мама переступила через порог, и телефонный провод натянулся позади нее. Манжеты ее джинсовки задевали кусты.

– Я закопала твою под розовым кустом. Я смотрю на него прямо сейчас.

Конни знала, о каком именно кусте шла речь. Его цветки Грейс любила ставить в гостиной в банке из-под кофе. Они источали нежный сладковатый аромат, как у кожи младенца.

– Плацента – очень ценная вещь, милая, – продолжала Грейс. – Рожденному в неповрежденной плаценте суждено быть очень сильным. Часто такие люди обладают даром предвидения либо другими уникальными способностями. В давние времена послед считался сильным оберегом, приносящим удачу. Повивальные бабки всегда его сохраняли.

– Фу! – воскликнула Конни.

Грейс тихонько рассмеялась.

– Плаценты очень ценны. Особенно для моряков.

– Почему именно для моряков?

Конни представила лодки, пришвартованные к берегам гавани Марблхеда, что находилась в нескольких минутах ходьбы от Милк-стрит. Суденышки настолько плотно жались друг к дружке, что можно было добраться до перешейка, просто перепрыгивая с носа одной лодки на корму другой. Сейчас в основном там стояли на якоре яхты, но и скромный флот, специализирующийся на ловле омаров, продолжал функционировать, не страшась недавно наступившего двадцать первого века. Однако в прежние времена, во времена Темперанс, у Марблхеда был свой рыболовецкий флот, добывавший треску и омаров в Большой Ньюфаундлендской банке. В Салем и Беверли китайские клиперы доставляли коровьи шкуры, гуано и ром. В Марблхеде же водилась рыба.

– Быть может, потому что она покрывает нос младенца, – ответила Грейс. – Или сдерживает воды… Не знаю. Сложно сказать. Но среди моряков повелось, будто плацента оберегает их от смерти.

Конни достала из сумки конверт, который дала ей Лиз, раскрыла его, придерживая трубку подбородком, и вынула из него еще один, найденный в тайнике Темперанс.

Тот самый неподписанный конверт. Разрезанный напополам. Словно его содержимое было использовано наполовину.

Тот, от которого исходил странный неприятный запах.