Дарья Андриянова - Девятка

– Ты что-то не то делаешь, – сказал он. – У черта крови не было, вспомни.

– Да помню я.

Я говорил сквозь стиснутые зубы. Было настолько больно, что я едва удерживал мысли на том, что нужно все-таки занять тело, а не избавиться от этой боли как можно скорее.

Зиг, видно, тоже почувствовал неладное. Он хотел взяться за грудь, но неожиданно наткнулся на мою руку. Он ее нащупал! Лицо исказило ужасом.

– Что происходит? Это вообще как?! – воскликнул Аод.

Зиг бледнел и ощупывал место, где моя рука входит в его грудь. Думаю, у него очень сильная воля. Как иначе, будучи человеком, он способен душой чувствовать нематериальные объекты? Он вскочил на ноги, отшагнул, увлекая меня за собой, перевернул стул и едва не убился об него.

– Зиг? – спросил Аарон, видно, не совсем понимая, что происходит с его братом.

– Боже! Что это?! О Боже, спаси меня! Молю, спаси! – дрожащим голосом говорил Зиг.

– Пора заканчивать… Сейчас должно получиться, – сказал я и изо всех сил потянул.

Зиг вскрикнул, пытаясь убрать мою руку. Но он только помогал мне, старательно вытаскивая невидимый ему объект из груди.

Но, к моему разочарованию, душу вытащить не получилось. Я боялся смотреть на свою руку – окровавленная, продырявленная, она безжизненной плетью повисла вдоль моего тела.

– Ты… как? – спросил Аод, рассматривая мою руку.

– Ужасно…

Я шипел, держался за руку, чувствуя, какая она мокрая, как пульсируют раны, выталкивая кровь. На миг я испугался – подумал, что могу умереть от потери крови. Душа может умереть, вот так просто, от потери крови! Казалось, это бредово, но у меня и правда закружилась голова, мне стало плохо, раны пульсировали, но уже не болели. В глазах потемнело.

– Не умрешь, – услышал я знакомый, безжизненно-ледяной голос.

– Ангел… – прошептал я.

Он стоял за моей спиной.

Сил повернуться я не нашел, хотя для этого было достаточно лишь мысли.

– Ты не умрешь, но я и не собираюсь тебя лечить, как в прошлый раз. Теперь ты сам.

– Я умираю, – прошептал я. Громче говорить я не мог. Если только не используя голос.

– Нет. Ты думаешь, что умираешь. Забудь про это, иначе и вправду можешь умереть.

Слова ангела меня поразили. Мне стало плохо тогда, когда я подумал, что могу умереть. Ангел прав. Но откинуть эту мысль оказалось гораздо сложнее, чем к ней прийти. Чем больше я старался не думать об этом, тем сильнее мысль «я умру» врезалась в мое сознание.

– Ты уже умер, Ниортан, – сказал ангел, и меня будто окатили ледяной водой.

Перед глазами прояснилось, зато вернулась острая боль. Кровь стекала на пол, образовывая целую лужу. Рядом, скорчившись, стоял Зиг, обеспокоенный Аарон пытался уложить брата на пол, но тот в панике откидывал все материальное, что только могло его коснуться. В том числе и руки брата.

Я повернулся к ангелу. Он смотрел на меня холодно, как и всегда. Он не мог смотреть по-другому.

– Теперь исцели свою руку.

– Тебе легко говорить, ты ангел.

Я продолжал держаться за кровавое месиво, что когда-то называлось моей рукой. Боль не давала думать логически. Более того, она не давала думать сильно.

– Черт уже объяснял – душа выглядит на столько лет, на сколько себя ощущает. Именно поэтому люди, умершие в детстве, рано или поздно взрослеют.

– И что?

– Кажется, я понял, к чему он клонит, – сказал Аод.

Ангел молчал, давая ему высказаться.

– Если ты будешь уверен, что твоя рука цела, то она такой и будет, так?

– Так, – сказал ангел. – Теперь сами. Я пошел.

Он ушел в дверь, за которой виднелось небо моего внутреннего мира. А я остался со своей рукой, пытаясь собрать мысли в кучу.

Но что за несправедливость! Опять же – чем больше я пытаюсь думать о том, что со мной все в порядке, тем сильнее она болит, тем больше я о ней думаю! Как же трудно управлять своими мыслями, когда что-то болит! Это самая трудная задача. В Ньяде мои раны заживали практически моментально. Но я и правда быстро забывал о них, переключаясь на другие задачи. Да и раны не были столь серьезными. Вообще удивительно, что я способен хоть на какие-то мысли в таком состоянии.

Я снова посмотрел на Зига. Он свернулся на полу, все же позволив брату уложить себя. Он безостановочно кашлял, хотя прежде я не замечал у него каких-то признаков болезни.

– Спаси… Боже, спаси… – повторял он, держать за грудь.

– Я за доктором, только протяни! – сказал Аарон. Он собрался уже уйти, но брат окликнул его.

– Стой. Иди к Садрин.

Аарон на секунду замешкался, потом коротко кивнул и выбежал из комнаты. Я вернул внимание к руке. Она все так же кровила. Мне даже казалось, что не может быть во мне столько крови, сколько стекло на пол. И странно – как она вообще стекает на пол, если он материальный, в отличие от крови? Кажется, я нашел отличный повод для размышлений. Я не умру, потому что уже мертв. Я не могу коснуться пола, хотя моя кровь каким-то загадочным образом не нее стекает. Получается, кровь может его коснуться? Да вряд ли, иначе люди бы ее давно увидели. А есть ли вообще во мне кровь? Может быть, она просто плод моего воображения. Ну, зачем, собственно, бессмертной душе нужна кровь?

Получается, это уже зависит от моего образа мыслей. Я управляю ей так же, как и своим телом. Так же, как и ему, я могу приказать своей крови – течь или нет. Выходит, из-за Алкеонской привычки, что при ранении у меня идет кровь, она у меня и пошла. Стоит мне полностью осознать, что никакой крови во мне нет, так она и прекратит литься.

Уже прекратила. Она не только перестала стекать с моей руки, но и исчезла с пола, как будто ее никогда и не было. Раны продолжали болеть, но это были обычные дырки в руке.

– Ты точно гениален… – восторженно сказал Аод, глядя на пол.

– Еще бы, – сказал я.

– Я серьезно, ты сейчас совершил нечто, чего я ожидал бы от ангела или черта, но никак не от обычной души.

Я заулыбался – мне польстили эти слова. Выходит, даже простая девятка может вырасти настолько, что сможет натурально прикинуться ангелом или чертом. Должно быть, боль я тоже придумал сам. Есть, конечно, такое выражение: «душа болит». Вон, у этого Зига она сейчас точно болит. Но у меня ничего не болит.

И правда, больше ничего не болело. Раны на руке затянулись, она была как новенькая. Но что же с Зигом? Как оно смог почувствовать эту боль, если она выдуманная? Он ведь и не знал даже, что с его душой что-то делают. Какая же странная, противоречивая жизнь! Сколько же здесь загадок. Я начинаю жалеть, что не добился своего и не смог прочитать «правду».

– Ты действительно гениален, – повторил Аод, подходя ближе и глядя на Зига. – Научишь?

– Как-нибудь потом. Нужно залезть в тело, пока не пришла Садрин.

– А я что буду делать? – спросил Аод.