Анна Дашевская - Лицо под маской [litres]

– Куда мне?.. – голос Карло дрогнул. Ну, я бы на его месте тоже боялась…

– Садись в центр гексаграммы, закрой глаза, положи руки на колени и молчи. Пока я не разрешу, ты не должен шевелиться, моргать, говорить. Желательно было бы, конечно, тебя обездвижить, ну да ладно, не маленький… Джан-Марко, ты берешь статические заклинания, а я занимаюсь динамикой. И не забудь, держи нижние слои, упустишь – шарахнет по всем!

– А кровь вы когда возьмете? – Беатриче холодной ладошкой ухватилась за мою руку.

– Сейчас и возьму. Не волнуйся, девочка, мне нужно всего несколько капель…

Мы с Пьетро, бесполезные зрители, отошли к большому, до пола, окну. Осмотревшись, я поняла, что сидеть будет не на чем, махнула рукой и уселась на пол. Ничего моим брюкам не будет.

Лавиния зажгла свечи и пучки травы, вымазала кровью девушки хрустального ежа, стараясь, чтобы попало на каждую колючку, и встала на западный луч звезды. Джан-Марко Торнабуони занял луч напротив, развел руки и запрокинул голову…

Маги то бормотали, то пели; пару раз голос Лавинии, казалось, взмывал под потолок вовсе уж невообразимыми нотами. Пучок света собрался в хрустале, потом рассыпался огоньками по нарисованной шестиконечной звезде. Огоньки эти стекли в линии гексаграммы, засияли сильнее и начали менять цвет, проходя радугу и с каждым проходом успокаиваясь и затихая. Наконец погас последний сполох густого фиолетового цвета, и в воздухе вдруг возник низкий басовитый звук, будто гудение огромного шмеля. Раздалось БАМ-М-М! – шмель лопнул, все выдохнули, и Лавиния сказала обычным голосом:

– Все кончилось, Карло, можно открыть глаза.

Джан-Марко сел на пол там, где стоял, и со стоном спрятал лицо в ладонях.

Карло встал на ноги, вышел из гексаграммы и потрогал маску кончиками пальцев. Потом повернулся к Беатриче и обнял ее так, что, кажется, у девушки ребра хрустнули. Поверх золотистой макушки молодой человек посмотрел на своего дядюшку и сказал:

– Вне зависимости от исхода операции мы с Беатриче поженимся.

– Я, собственно, и не возражал, – пожал плечами Пьетро. – А ты невесту спросил? Впрочем, о чем это я…

Невесту и в самом деле можно было не спрашивать, так она сияла.

Лавиния потянулась, помахала руками и, поймав мой взгляд, пояснила:

– Почему-то во время работы ужасно затекают плечи и поясница. Ладно, от проклятия вы, молодой человек, избавлены. Теперь уже необходим скальпель, а не артефакт. А как мы узнаем, кого ушибло откатом?

– Сегодня с утра я разослал по всему городу приказ моей команде «ветерков»… – ответил Пьетро и, заметив наше непонимание, разъяснил: – Это работающие на нашу семью молодые бездельники, старушки и старички с палочками, пожилые дамы с собачками, которые гуляют, каждый в своем районе, и собирают сплетни и слухи. К вечеру я буду знать все, что произошло в Венеции за день.

Я пригласила Лавинию вместе пообедать в городе. Джузеппина сегодня была выходной, так что никакие кулинарные шедевры меня дома не ждали. Можно было сесть где-нибудь на маленькой campo с видом на облупившиеся дома с зелеными жалюзи, небольшие мостики и совсем уж крохотный рынок, пяток столиков с овощами, рыбой и непременными сувенирными масками и веерами. Массимо высадил нас возле Риальто, и мы медленно пошли по Riva de Vin, постепенно заворачивая вправо, в сторону Campo di San Silvestro. Март радовал солнечными и теплыми днями, вода в каналах блестела так ярко, что я купила у какого-то лоточника темные очки с неожиданно розовыми стеклами. Лавиния фыркнула:

– Это называется – я смотрю на голубом глазу сквозь розовые очки, и мне все фиолетово…

– Главное, чтоб глаза не слепило, – пожала я плечами. – Вон вроде бы симпатичная траттория, сядем?

Худой и длинный мальчишка-официант, обмотанный длинным темно-красным фартуком, принес меню и сказал негромко, склонившись между нами:

– Я бы рекомендовал угря в белом вине, синьоры. И к нему Prosecco di Conegliano, такой день, как сегодня, просто требует Prosecco!

Он выговаривал «прошекко», слегка шепелявя, как все венецианцы. Я вспомнила Пьетро с его «ветерками» и сказала:

– Отличная идея! Начните с вина, а к нему расскажите нам, о чем говорят в городе сегодня?

– Сию минуту, синьора! – сделав пируэт, он исчез внутри траттории, чтобы через мгновение вернуться с подносом, бутылкой и двумя бокалами.

Пригубив, я одобрительно кивнула: вино, свежее и легкое, пахло грушами, миндалем и медом, приближающимся летом и свободой. Лавиния посмотрела на этикетку и сказала с ноткой сожаления в голосе:

– Мы, конечно, делаем игристое у нас в Хоквурде, но это лучше.

Официант тем временем вновь скрылся, чтобы через короткое время возникнуть возле нашего столика с тарелкой маленьких бутербродов, крохотных осьминогов, зажаренных в кляре, маринованных огурчиков и еще каких-то штучек на один укус, которые так приятно запивать хорошим вином, никуда не торопясь. Пока его не было, Лавиния поинтересовалась:

– Вы думаете, если что-то случилось с нашим злодеем, в городе это уже обсуждают?

– Вот и посмотрим, – ответила я. – По-моему, к нашему официанту слухи должны слетаться сами, как голуби на крошки.

Из рассказанных юным пронырой слухов мне показался наиболее интересным один: ни с того ни с сего огромная трещина пересекла фасад Ка’Дамиани, одного из дворцов, расположенных в стороне от Гранд-канала. Но был ли это сигнал для нас, мы так и не смогли решить…

Покончив с угрем, мы медленно цедили последние капли вина, уже немного согревшегося, и от этого ставшего еще более ароматным, когда Лавиния спросила у меня:

– Если я останусь посмотреть на операцию, вы не будете возражать?

– Не буду, – я покачала головой. – Мало ли, вдруг понадобится магическая поддержка, я могу и не потянуть.

– Хорошо, тогда я остаюсь до послезавтра.

Довезя Лавинию до Ка’Ботта, я покачивалась на воде вместе с гондолой, смотрела на залитые солнечным светом фасады дворцов вдоль Гранд-канала и думала вовсе не о предстоящей операции. Думала я о том, что завтра вполне успею съездить еще раз в старый порт и все-таки осмотреть пакгаузы. И почему бы мне не пригласить с собой в эту маленькую авантюру опытного мага-боевика? Нужно только напомнить Пьетро о необходимом разрешении…

В кабинете за рабочим столом сидела Альма, и вид ее мне не понравился. Какое-то уныние явственно было написало на ее лице, да и сидела она явно просто так – не работала, даже бумажки не перекладывала.

– Что случилось? – спросила я, бросая куртку на спинку кресла.

Моя секретарша встала, взяла куртку, встряхнула ее и отнесла в гардеробную. Потом вернулась, встала передо мной, сжав руки так, что даже пальцы побелели, и сказала:

– Нора, прости, но я хочу уехать отсюда. Мне плохо в этом городе!