Анна Дашевская - Лицо под маской [litres]

Я стукнула себя по лбу. Да его же вообще не было на картине!

– Мр-р-р, – сообщил Руди, сидящий рядом с портретом.

– Дружок, – я наклонилась и почесала его за ухом, – я пока плохо понимаю по-кошачьи. Ты считаешь, нужно выкинуть кучу денег, купить загадочное зеркало и вместе с загадкой привезти его сюда?

– Мя, – подтвердил он и пошел к двери.

– Вот только этого приключения мне и не хватало, – вздохнула я. – Кажется, все остальные я уже обрела на свою голову…

В субботу утром, сразу после завтрака, я села в скоростной катер семьи Контарини и отправилась к Карло. Пора было оценивать результаты операции. Пьетро снял защитный купол, сиделки отключили все приборы, и доктор Тедеска произнес пробуждающее заклинание. Молодой человек открыл глаза.

Ну что же, без ложной скромности могу сказать, что работа мне удалась. Нам всем она удалась, не только мне, конечно. Это было именно то лицо, которое я видела на снимке: живое, красивое, с богатой мимикой. Карло улыбнулся, привычным жестом потянулся, чтобы дотронуться до скулы, и с тревогой взглянул на меня.

– Уже все можно! – я махнула рукой. – Умываться, тереть глаза, улыбаться и хмуриться. Вот, правда, бриться в ближайшие годы вам не придется…

– О, я не буду из-за этого плакать! – он вскочил с кровати, стиснул меня в объятиях и закружил по комнате. – Боги, я свободен наконец!

– Карло, вы помните о Дориане Грее? – спросила я, мягко высвобождаясь. – Теперь у вас будет такое лицо, которое вы заработаете…

– Да, синьора, – очень серьезно произнес он, склоняясь к моей руке. – Я буду просыпаться с этой мыслью и засыпать с нею же.

– Далее, – продолжила я, возможно, более строгим голосом, – никакого алкоголя в течение полугода. Потом еще год – не более бокала вина в день, лучше белого. До конца мая постарайтесь закрывать кожу от солнца. Потом можно потихонечку загорать – полчаса-час с утра и вечером. Впрочем, я все это распишу в подробностях.

– Я думаю, что мы уедем в свадебное путешествие в Данию и Норсхольм, – кивнул Карло. – Там у меня живут друзья, и в Христиании уж точно в апреле солнца будет немного.

– Прекрасная мысль, – одобрила я. – Ну что же, пойдемте? Я бы хотела где-нибудь сесть и написать в деталях показания и запреты.

– Спасибо, Нора, – Пьетро обнял меня. – И вот еще один важный момент. Через две недели свадьба этого мальчишки и Беатриче, согласитесь ли вы представлять семью невесты?

– А что говорит сама девушка?

– Она согласна, – ответил Карло. – В общем-то, если бы не вы, она бы в этом монастыре и до лета не дожила, я так думаю.

– Ну что же… Родственников у нее нет, ничьего места я не займу, так что – да, согласна!

Мы вышли в коридор, и от стены тенью метнулась Беатриче, схватила Карло за руки, вглядываясь в лицо, и наконец радостно рассмеялась:

– Совершенно такой! Синьора!.. – она присела передо мной в глубоком реверансе.

– Пойдем, милая, – обнял ее жених. – Тебе тоже нужно выслушать все, что скажет доктор Хемилтон-Дайер.

Ка’Контарини я покинула уже поздним вечером. Слегка нетрезвая и перегруженная информацией о своих обязанностях в качестве представительницы стороны невесты. Что нужно делать и что категорически нельзя, какое должно быть у меня платье на венчании и на приеме, что подавать правой рукой и что левой – все детали смешались в моей памяти в разноцветный клубок. Ну и ладно, на свежую голову расспрошу Франческу, она истая латинянка, все должна знать. Я сладко зевнула, представляя себе, как приму душ, полчасика послушаю музыку и лягу спать. В этот момент за открытой шторкой кабины я увидела гондолу, поравнявшуюся с моей и двигавшуюся. Гондольер что-то крикнул Массимо, тот ответил – оба говорили на местном диалекте, почти непонятном для меня. Кабина этой гондолы была наглухо закрыта темными плотными занавесями. Я невольно обратила внимание на небольшой золотой герб на дверце: павеза, рассеченная вертикально, с соколом в левом поле и оливковой ветвью в правом. Где-то я слышала о таком гербе, но вот где? Есть там внутри кто-то, отдавший лодочнику приказ, или, может быть, этот молодой человек просто знакомый Массимо? Тут шторка отодвинулась, и в окошке я увидела человека в бауте и треуголке. Невозможно было даже понять, мужчина это или женщина; впрочем, а для чего ж еще и придумывали бауты, если не для того, чтобы носящий ее оставался неузнанным?

Чужая гондола прижалась к моей практически вплотную, и я услышала учащенное дыхание неизвестного, почувствовала даже запах духов, резкий и горький. Рука в белой перчатке ловко перебросила мне на колени конверт, шторка задернулась и черная длинная лодка мгновенно, без рывка или всплеска весла, ушла вперед. Почти сразу же я почувствовала, что Массимо остановился возле причала, а через мгновение он открыл дверцу и встревоженно спросил:

– Синьора, вы в порядке?

– Пока да. Что это было, Массимо? – спросила я несколько заторможенно. Могла бы и не спрашивать, и так понятно, что таким образом признания в любви не передают, так что угрозы, скорее всего…

– Тот гондольер предупредил меня, что его хозяин настроен очень решительно и чтобы я не пытался уйти. Вам, мол, хотят только передать известие.

– Ну, ты и не стал пытаться… я поняла.

– Нет, синьора, вы именно что не поняли. На веслах той лодки был Антонио Лукани, он трижды побеждал в гонках. Я бы все равно не сумел, от него не уйти. Он поклялся, что вам не причинят вреда.

– Если ты знаешь его имя, значит, знаешь, как зовут хозяина? – оживилась я.

Массимо только покачал головой.

– Антонио перешел к другому proprietario, и никто не знает к кому.

– Ясно. Ладно, Массимо, поехали домой.

– Слушаюсь, синьора!

Он исчез, и гондола отошла от причала. Я задумчиво повертела в руках конверт. Заклеен, вроде бы никакой магией не веет, а там кто его знает? Если б я еще умела это определять! Нужен кто-то из серьезных магов. С Пьетро я рассталась полчаса назад, и, судя по его состоянию, он немедленно отправился спать; кстати, у меня самой легкое опьянение прошло, будто я не пила вина неделю. Лавиния будет здесь только во вторник. Так, минуточку! Лавиния – это Служба магической безопасности. В Венеции глава этой Службы Джан-Марко Торнабуони, младший брат Джан-Баттисты. Так какого же Темного я торможу?

Набрав номер на коммуникаторе, я выждала несколько мгновений, пока пойдут гудки. Один, два, три… Вот же тьма, неужели он занят? Ну, понятно, вечер субботы, мало ли что…

Но тут сигнал в коммуникаторе прервался, на экране появилось раскрасневшееся лицо Джан-Баттисты, и его встревоженный голос спросил:

– Нора, что-то случилось?

– Все в порядке. Ну, почти. Я… мне нужно поговорить с Джан-Марко. Это возможно?