Ребекка Росс - Сопротивление королевы [litres]

Ближе к вечеру женщины занялись уборкой в зале, а мужчины принялись очищать двор от сорняков и вьющихся растений и выбрасывать из комнат разбитые стекла и сломанную мебель.

Я выносил остатки кресла, когда увидел Дерри: он стоял ко мне спиной во дворе и смотрел на камень с именем Деклана. Я не успел придумать, что сказать, как камнетес взял железный лом и яростно выкорчевал камень. Взяв его в руки и перевернув, чтобы не видеть имени, он свистнул одному из парней.

– Отнеси это в трясину за рощей, – сказал Дерри. – Только не переворачивай, слышишь? Брось его в болото как есть, лицевой стороной вниз.

Мальчишка кивнул и с озадаченным видом припустил прочь, неловко держа камень.

Я заставил себя пройти дальше, прежде чем Дерри заметил меня, и отнес сломанное кресло в яму для костра. На меня словно надвинулась темнота, хотя я стоял на лугу, залитом дневным светом.

Я задержался у ямы. За спиной – замок, передо мной – куча разбитой мебели, ожидавшая, когда ее подожгут. Но с гор исходил безмолвный шепот, холодный и резкий. Темные слова разносились как шипение в шелесте травы, как проклятие в стенании дубов.

«Где ты, Эодан?»

Я закрыл глаза, сосредоточившись на том, что было истиной, а что реальностью: на ритме пульса, твердости земли под ногами, голосах моих людей вдалеке.

Голос раздался снова, молодой, но жестокий, его сопровождали запах гари и сокрушительная вонь нечистот.

«Где ты, Эодан?»

– Лорд Эодан!

Я открыл глаза и обернулся. Передо мной стоял Шеймус с обломками стула. Я помог ему швырнуть их в кучу, и мы молча пошли во двор, где Дерри уже заложил место Деклана другим, безымянным, камнем.

– Эйлин вас ищет, – наконец сказал Шеймус, отводя меня в прихожую.

Я вдруг заметил, как тут тихо и пусто, и последовал за таном в зал.

Все уже собрались, ждали только меня.

Я шагнул в зал и замер, удивленный преображением.

В камине горел огонь, были расставлены столы на козлах, а на них разложены разномастные оловянные и деревянные подносы. На лугах нарвали цветов корогана и сплели из них голубые гирлянды на столы. Свечи освещали блюда с едой: в основном хлеб, сыр и соленья, но кто-то нашел время зажарить пару ягнят. Пол под ногами блестел как начищенная монета. Но прежде всего мое внимание привлекло знамя, свисавшее с каминной полки.

Символ Морганов. Голубое, как летнее небо, с вышитой в центре серой лошадью.

Я стоял в зале, среди своих людей, глядя на символ, который принадлежал мне по праву рождения, под которым были убиты мать и сестра; символ, который я должен возродить.

– Быстрые рождены для самой долгой ночи, – начал Шеймус, и его голос эхом прокатился по залу. Это были священные слова, девиз нашего Дома. Повернувшись ко мне, он подал серебряную чашу с элем. – Ибо они первыми встретят свет.

Я сжал чашу, я цеплялся за эти слова, потому что чувствовал себя так, словно провалился в длинный туннель и не знаю, когда достигну дна.

– За Быстрых! – проорал Дерри, поднимая свою чашу.

– За лорда Моргана, – добавила Эйлин, стоя на скамье, чтобы видеть меня поверх толпы.

Они подняли чаши за меня, и я поднял свою за них.

Внешне я казался спокойным и радостным, выпивая за здравие присутствующих, но внутри весь дрожал от груза ответственности за них.

Я снова услышал шепот, доносившийся из темного угла. Услышал сквозь приветственные крики и суматоху ужина, когда меня вели к возвышению.

«Где ты, Эодан?»

«Кто ты?» – мысленно прорычал я, усаживаясь в кресло, напряженный, как натянутая струна.

Голос исчез, будто его и не было. Не теряю ли я рассудок от усталости?

Эйлин положила мне на тарелку лучшую баранью отбивную, и, глядя, как из мяса сочится красный сок, я понял.

Эти слова прозвучали в замке двадцать пять лет назад. Их произнес человек, который разнес весь замок, пытаясь найти мою сестру и меня.

Деклан Ланнон.

Владения лорда Мак-Квина, замок Фионн

Чего я совсем не ожидала, так это что вечером ко мне постучится одна из ткачих.

Мне удалось собрать несколько обвинений у женщин-воинов, с которыми мы сражались в битве бок о бок. Но, подслушав разговор в ткацкой мастерской, я больше ни к кому не подходила. Остаток дня провела, пытаясь казаться полезной и стараясь не сравнивать свой тощий список обвинений с огромным томом, который собрал Люк.

После ужина я была готова идти спать.

Я села у огня, натянув шерстяные чулки и положив на колени два письма. Одно было от Мириай, другое – от сводного брата Шона, которого я должна убедить вступить в союз с Изольдой Каваной. Оба письма прибыли днем и стали для меня сюрпризом. Письмо Мириай – потому, что она, должно быть, написала на следующий день после отплытия из Мэваны, а письмо Шона вообще оказалось полной неожиданностью. Вопрос союза с Алленой все время крутился у меня в голове, но я еще не решила, как его изложить. Так почему Шон написал мне сам?

9 октября 1566 года

Бриенна,

прости, что пишу так скоро после битвы. Знаю, ты все еще привыкаешь к новому дому и семье. Но я хочу тебя поблагодарить за то, что осталась со мной раненым, сидела со мной, невзирая на то, что о тебе могли подумать. Твоя смелость, когда ты бросила вызов нашему отцу, вдохновила меня на многое, прежде всего – всеми силами стараться восстановить доброе имя Дома Аллена. Я считаю, что люди здесь хорошие, но не знаю, с чего начать искоренение пороков и жестокости, которые поощрялись десятилетиями. Сомневаюсь, что справлюсь сам. Не могла бы ты написать мне, изложить хоть какие-то мысли и идеи по поводу того, с чего начать, чтобы исправить ошибки, совершенные Домом Аллена?..

В дверь нерешительно постучали. Вздрогнув, я быстро сложила письмо брата и спрятала его в какой-то книге.

Таким образом, судя по озабоченности моего брата, убедить Алленов будет нетрудно. Отбросив облегчение по этому поводу, я открыла дверь и озадаченно уставилась на юную девушку.

– Госпожа Бриенна, – прошептала она, и я узнала голос. Нежный и мелодичный, этот голос назвал меня хорошенькой, когда я подслушивала в коридоре мастерской.

– Да.

– Можно войти?

Она бросила взгляд в коридор, словно беспокоясь, что ее здесь увидят.

Я шагнула назад, приглашая ее без слов. Закрыла за гостьей дверь, и мы уселись рядышком у камина, в неловкости глядя друг на друга.

Уставившись на огонь, она сжала бледные руки, губы ее дернулись. Я старалась не пялиться на нее. Девушка была худенькой, угловатой, с тонкими светлыми волосами, лицо покрывали оспины – белые точки, как снежинки, припорошили щеки.

Как только я набрала воздуха, чтобы заговорить, она посмотрела мне в глаза и произнесла: