Марк Лахлан - Оборотень. Новая жизнь [litres]

– Они победили в своем последнем сражении, – заметил Аудун.

– Да, – кивнула Герти. – А мне, боюсь, сражение еще только предстоит.

– Я тоже так думаю.

Король постучал в двери чертога, и они открылись. Внутри никого не было, если не считать украшенную золотом леди – ту самую, которая украла у Герти ее кольца.

– Что ты наделала?! – набросилась на нее Гулльвейг.

– Я остановила войну, – ответила Герти.

– Ты лишила это место защиты, – сказала ведьма. – Если оно падет, падем и я, и ты. Я должна остаться, чтобы защищать его. Я…

– Одна жизнь – не так уж и много, если она может спасти стольких людей и сделать их счастливыми, – прервала ее Герти.

– Вот, забери! – Гулльвейг бросила Герти ее кольца. – Возвращайся к тому, что осталось от твоего мужа, и умри в пасти волка, как умирала всегда.

Герти подняла кольца с пола.

– Я никогда прежде не жила, – сказала она, – так что не могла умирать.

Гулльвейг только фыркнула.

– И еще вот это, – сказала она, снимая с шеи цепочку с драгоценным камнем. – Ювелирное украшение для настоящей леди.

Гулльвейг решительно сунула это Герти в ладонь. Герти опустила взгляд и увидела, что это рубин, похожий на капельку крови. У нее перед глазами промелькнуло видение: дни, проведенные на склоне холма, бегущие под солнцем дети, постоянное ощущение нехватки чего-то, как будто она всегда была лишь половинкой человека. А затем он возвращался, снова и снова, забирая ее детей, забирая любимых, никогда не касаясь ее самой, но оставляя одинокой и сломленной.

Однако Герти увидела и другое: какие-то минареты; высокую белую башню у реки; парусные корабли и пароходы; старика внутри круга из странных символов; и наконец повсюду – устремленные на нее глаза ненавистного волка.

– Твой возлюбленный уже ждет тебя, – сказала Гулльвейг. – Так насладись же его поцелуем!

Герти надела кольца. У нее голова шла кругом; все ломалось, казалось не таким, как она себе представляла. Эта жизнь была лишь мерцающей вспышкой среди других жизней, а ее любовь к мужу оказалась просто бледным эхом того, что она когда-то испытывала по отношению к кому-то другому. Впервые в жизни Герти Фоллер вдруг ощутила, что значит по-настоящему кого-то ненавидеть – ненавидеть волка и человека, который стал волком, ненавидеть возлюбленного, предавшего ее.

Она испытывала горячее желание поскорее уйти отсюда, вернуться к своей жизни и выбросить из головы все эти тревожные мысли.

Герти направилась к выходу, и Аудун последовал за ней.

– Только не вы, Повелитель белых пустынь, – остановила его Гулльвейг. – Вы восполните мои потери. Чтобы попасть сюда, вы вновь взяли в руки оружие и теперь не можете просто так его опустить. Вы будете моим воинственным защитником и наберете для меня новых воинов из числа погибших в бою.

Аудун попробовал шагнуть вперед, но обнаружил, что не может сдвинуться с места. Герти протянула ему руку и попыталась вытащить из чертога, однако он стоял как вкопанный.

– Иди, – сказал он ей. – Моя судьба была предначертана очень давно. Я буду служить этой Леди здесь.

Герти понимающе кивнула.

– Спасибо вам, – сказала она на прощанье.

Она шагнула за порог, и в глазах у нее на миг потемнело.

Когда она вновь пришла в себя, то обнаружила, что оказалась в очень странном месте.

Склонившийся над ней генерал СС тряс ее за плечи:

– Очнитесь, очнитесь же! Волк уже здесь – что нам делать? Что нам делать?!

Герти села и машинально вытерла ладонью нос. Ее пальцы были в крови. Она находилась в большом зале, внутри круга из тронов. Рядом с генералом был Макс, но с ним что-то произошло. Он улыбался ей почти так же, как раньше, когда будил ее, принося в постель чашку кофе.

За стенами замка был ужасный переполох – стрельба, отчаянные крики, а также грозное рычание и жуткий треск разрываемой плоти.

– Что нам делать, ведьма, как взять его под контроль?

– О чем вы говорите? – растерянно спросила Герти.

Проблемы начались, когда штурмманн СС Андреас Шнайдер отправился посмотреть, не нужно ли подлить в ров еще бензина. На улице явно становилось теплее, и начальство лагеря не желало иметь под боком разлагающиеся трупы, от которых исходила невыносимая вонь. К несчастью, казармы СС располагались как раз на пути у преобладавшего здесь юго-западного ветра – шедевр бездарного планирования. Поэтому огонь в яме развели, воспользовавшись удачным моментом, когда ветер подул с востока.

Заметив внизу какое-то движение, Шнайдер поначалу решил, что это крыса. Однако потом до него дошло: ни одна крыса не выжила бы в этом вяло горящем пламени. Смердело прилично, и Шнайдеру не хотелось находиться возле рва дольше, чем это было необходимо. «Береженого Бог бережет», – подумал он и решил прислать сюда кого-то, чтобы плеснуть для верности еще бензина. Штурмманн уже высматривал для выполнения этой опасной работы кого-нибудь из заключенных, как вдруг кто-то его окликнул:

– Шнайдер!

Штурмманн оглянулся, но никого не увидел. Удивленно пожав плечам, он развернулся и направился обратно к главному лагерю.

– Шш… Шш… Шшшш… Шнайдер!

Штурмманн пришел к заключению, что странный голос раздается из ямы, и снял с плеча автомат. «Зачем, интересно, я это делаю?» – подумал он. Шнайдера не покидало тревожное чувство, но он пытался убедить себя в том, что паникует, конечно, напрасно. Недаром же говорят, что от долгой работы в лагере у кого угодно может сорвать крышу.

Шнайдер подошел к краю рва и заглянул вниз.

И с изумлением увидел глядящее на него оттуда лицо. Шнайдер узнал этого человека. Это был старый профессор, еврей и коммунист. С этим типом они, кажется, немного позабавились. Если он не ошибается, этого профессора отправили в замок к Доктору Смерть. Шнайдер присел и наклонился вперед, чтобы рассмотреть этого человека получше. Его лицо опухло и выглядело, конечно, омерзительно, но было узнаваемым.

– Шнайдер! – вдруг сказал он.

Шнайдер вскочил и отпрянул. Даже долгая жизнь в концентрационном лагере не может подготовить человека к тому, что с ним заговорит мертвец. И уж тем более к тому, что последовало за этим.

Не успел Шнайдер сделать и шагу, как из рва восстал волк – точнее, скользкое нагромождение розовой плоти в форме волка, блестевшее, как сырое мясо, и еще дымившееся от горевшего в яме огня. Размеры чудища были ужасающими: оно было три метра ростом, с громадной головой, больше напоминавшей гротескное изображение волка каким-то первобытным человеком. Шнайдер застыл на месте, словно окаменев.

– Шнайдер!

Произнес это не сам волк, а голова, которая была как бы спрятана среди голой плоти у него на шее. Шерсти в этом месте не было, вместо нее там имелась целая грива из голов, которые теперь начали выкрикивать немецкие фамилии.