Рик Риордан - Гробница тирана [litres]

– Сегодня похороны Джейсона, – сообщила Мэг. – Они хотят закончить работу до них.

Судя по положению солнца, сейчас было два часа дня. Я понял, что, учитывая темпы строительства, к ужину легион успеет закончить работу на Храмовой горе и возвести парочку спортивных стадионов.

Джейсон бы ими гордился. Как бы я хотел, чтобы он был здесь и своими глазами увидел, на что вдохновил этих ребят!

Передо мной что-то замельтешило, в глазах потемнело. Я уж решил, что вот-вот снова потеряю сознание, но потом понял: нечто большое и темное на самом деле, промелькнув рядом с моим лицом, влетело в окно.

Обернувшись, я увидел на своей койке ворона. Он взъерошил блестящие перья и посмотрел на меня черными глазами-бусинками. КАРР!

– Мэг, – сказал я, – ты его видишь?

– Ага, – ответила она, не отрывая взгляда от луковиц. – Привет, Фрэнк! Как дела?

Птица стала меняться: ее тело разбухло и стало плотной человеческой фигурой, перья превратились в одежду – и вот уже перед нами сидит Фрэнк Чжан. Сейчас его волосы были чисто вымыты и причесаны, а вместо шелковой пижамы на нем была пурпурная футболка Лагеря Юпитера.

– Привет, Мэг, – отозвался он, словно превращаться из одного существа в другое во время беседы было вполне нормально. – Все идет по плану. Я хотел проверить, не проснулся ли Аполлон, и… теперь вижу, что проснулся. – Он смущенно мне помахал. – То есть ты проснулся. Потому что я… э-э… сижу на твоей койке. Мне лучше встать.

Он встал, поправил футболку и смутился, не зная, куда деть руки. Раньше для меня было обычным делом, когда смертные волновались в моем присутствии, но теперь я не сразу сообразил, что Фрэнк по-прежнему испытывает предо мной трепет. Возможно, дело в том, что он оборотень и, в отличие от других, считает, что под моей невыразительной человеческой внешностью скрывается настоящий бог – покровитель лучников.

Видите? Я же говорил, что Фрэнк очаровашка.

– В общем, – продолжал он, – в последние дни мы с Мэг разговаривали, пока ты был в отключке, то есть, ну знаешь… восстанавливал силы и спал. Это ничего. Тебе нужен был сон. Надеюсь, тебе стало лучше.

Несмотря на ужасное самочувствие, я не мог сдержать улыбку:

– Вы были очень добры к нам, претор Чжан. Спасибо.

– Хм, пожалуйста, ага. Это… ну… как бы честь, ведь ты… был…

– Брось, Фрэнк. – Мэг посмотрела на него, оторвавшись от ящика с землей. – Это же просто Лестер. Ничего особенного.

– Так, Мэг, – перебил я, – если Фрэнк считает меня особенным…

– Фрэнк, выкладывай уже.

Претор переводил взгляд с Мэг на меня, словно желая убедиться, что Шоу Мэг и Аполлона ушло на перерыв.

– В общем, Мэг рассказала мне о пророчестве, которое вы получили в Горящем Лабиринте. «Аполлон зрит смерть в Тарквиния могиле, если вход к безмолвному богу не откроет она – Беллоною явленная» , так?

Я содрогнулся. Учитывая мои кошмары, мне совсем не хотелось вспоминать об этих словах и о том, что скоро мне придется столкнуться со смертью. На эти грабли я уже наступал. Вот, дырку в животе заработал.

– Да, – с опаской ответил я. – Мне ведь не стоит рассчитывать, что вы расшифровали его и сделали все что нужно?

– Хм, не совсем, – сказал Фрэнк. – Но пророчество дало ответы на некоторые вопросы о… Ну, о том, что здесь происходит. Элла и Тайсон получили новую информацию. И кажется, у них есть зацепка.

– Элла и Тайсон… – повторил я, пытаясь выудить хоть что-то из туманной человеческой памяти. – Гарпия и циклоп, которые пытались восстановить Сивиллины книги.

– Именно, – подтвердил Фрэнк. – Так что если ты готов, предлагаю прогуляться по Новому Риму.

Прогуляемся в город

С днем рождения, Лестер

В коробочке с бантиком – боль

Я не был к этому готов.

Живот ужасно болел. Ноги едва держали меня. Даже сходив в туалет, умывшись, переодевшись и подкрепившись латте с лемурийскими пряностями и маффином из запасов нашего угрюмого хозяина Бомбило, я не был уверен, что мне по силам пройти милю до Нового Рима.

Мне вовсе не хотелось выяснять подробности о пророчестве из Горящего Лабиринта. Я не жаждал встречи с очередными невыносимыми испытаниями – особенно после того, как увидел во сне призрака в гробнице. Мне вообще не хотелось быть человеком. Но, увы, выбора у меня не было.

Как там говорят смертные – возьми себя в руки? Я взял в руки все, что только было можно.

Мэг осталась в лагере. Она договорилась с Лавинией, что через час они пойдут кормить единорогов, и боялась отлучаться, чтобы не упустить такой шанс. И возможно, ее опасения были не напрасны, учитывая, что Лавинию хлебом не корми – дай уйти в самоволку.

Фрэнк повел меня через главные ворота. Часовые вытянулись по стойке «смирно». Им пришлось так стоять довольно долго, ведь двигался я со скоростью остывшего сиропа. Я поймал на себе их опасливые взгляды. Возможно, они боялись, что я выдам еще одну душераздирающую песню, или просто не могли поверить, что это едва переставляющее ноги средоточие пубертата когда-то было богом Аполлоном.

День был по-калифорнийски чудесный: бирюзовое небо, холмы, покрытые волнующейся золотой травой, шелестящие от теплого ветра ветви эвкалиптов и кедров. Все это должно было отвлечь меня от мыслей о темных туннелях и гулях, но у меня в носу по-прежнему стоял запах могильного праха. И кофе с лемурийскими пряностями делу не помог.

Фрэнк шел медленно, подстроившись под мою скорость, и не отходил далеко, чтобы я мог опереться на него, если ноги будут подкашиваться, но особо с помощью не навязывался.

– Слушай, – наконец сказал он, – что там у вас с Рейной?

Я споткнулся, отчего в животе с новой силой вспыхнула боль.

– Что? Ничего. Что?

Фрэнк стряхнул с плаща вороново перо. Такие следы прежних обличий для меня загадка. Интересно, а бывало так, что он выкинул перышко, а потом сообразил: ой, это же мой мизинец?! Я слышал, что Фрэнк умел превращаться в пчелиный рой. Даже я, в прошлом бог и мастер перевоплощений, понятия не имею, как ему это удается.

– Ну, просто… при виде Рейны, – объяснял он, – ты прямо остолбенел, как будто… не знаю… денег ей должен, что ли.

Мне хотелось горько усмехнуться. Если бы мои проблемы, связанные с Рейной, можно было решить так просто!

Я словно вернулся в прошлое и видел все с кристальной ясностью: Афродита кричит на меня, предостерегает, ругает на чем свет стоит: « Не смей показывать свою уродливую, мерзкую божественную физиономию рядом с ней – или, клянусь водами Стикса…»

Естественно, ей нужно было закатить сцену прямо в тронном зале, в присутствии остальных олимпийцев, а они, бессердечные, вопили от восторга и улюлюкали. Даже отец не остался в стороне. О да. Он потешил себя на славу.